Труба и другие лабиринты. Валерий Хазин

кстати, как устроена социальная политика нефтеносной Норвегии… Впрочем – и тут Шафиров снова пристально посмотрел на Мусу – можно поступить по-другому и отправиться в богатейшую из нефтедобывающих стран, или иначе – сделать то, что правоверным полагается исполнять при первой возможности: совершить хадж, и при этом посетить не только Мекку и святые места, но поглубже исследовать методы и формы перераспределения нефтяных доходов Саудовского Королевства. Почему бы не воспользоваться ситуацией, ведь, насколько известно Шафирову, приближаются, по лунному календарю, первые дни месяца зу-ль-хиджа[62], – если, конечно, Муса не возражает против подобного предложения?

      И после молчания Муса усмехнулся горько и сказал, что возражения вряд ли уместны, вот только сам он в мечеть не ходит, водку пьет хотя и редко, но с удовольствием, да и не положено вроде бы, совершая хадж, заниматься мирскими делами и коммерцией[63]…

      А Шафиров отвечал – тоже усмехаясь, – что если посчитать все съеденные им бутерброды с ветчиной и сыром, и помножить на число рабочих суббот[64], – нельзя и представить, какое наказание уготовано ему там, при первой же встрече…

      В любом случае, вздохнул Шафиров, убеждение его таково, что ехать надо, а выбор, разумеется, за Мусой – тем более, неизвестно еще, успеет ли он получить индивидуальную норвежскую визу, или проще будет влиться в группу паломников, отбывающих в Саудовскую Аравию…

      И через сколько-то дней, на стылом перроне, возле подножки ночного московского поезда, Застрахов, которому предстояло остаться на хозяйстве, долго жал озябшие руки Шафирову и Мусе, а потом снова – Мусе и Шафирову; и все мерзли, но медлили; и хотя никто не признался, всем троим показалось, будто заиндевевшие привокзальные ели кивают в их сторону, провожая, – то ли одобряют уклончиво, то ли укоряют молчаливо.

      Часть вторая

      1

      Когда началась новая жизнь девятого дома на Завражной? Нетрудно сказать.

      Весной, на первой неделе, когда дни уже нагоняли ночи поминутно, а тени, наоборот, становились короче, медлительнее, и расплывались, как бы дыша и оттаивая прямо на глазах – сливочно-синим по белому.

      Накануне праздника, накануне того дня, что по недоразумению еще зовется Женским[65], заключена была новая сделка. Совершенно новая сделка.

      А до того – никто не скажет, долго ли протекали прения, тяжки ли были труды, гладки ли поиски. Недолог был лишь доклад Застрахова вернувшимся: ничего не случилось – ни облав, ни обвалов. Вот только тревога, по его словам, уже просочилась в дом, и теперь вьется и бьется по этажам – то гулким говором меж пролетов, то хлопотливым замочным клекотом, то внезапной тишиной.

      Вернувшиеся были молчаливы и улыбчивы. Совоголовый Шафиров слушал внимательно, но в подробности не вникал, не переспрашивал. Муса же, будто стесняясь, время