Этти же была настоящим дипломатом, никогда не отстаивала своей точки зрения и никогда ни с кем не спорила. От полной инфантильности ее оберегала единственная черта, делавшая ее исключительной, – Этти никогда не спорила, но и никогда не поступала так, как говорили ей другие. Да, Этти была человеком исключительно верным и удивительно настоящим, однако в ту осень я впервые усомнилась в истинности нашей дружбы.
Итак, я забыла об Этти. И только когда она вручила мне конверт с приглашением, я с ужасом вспомнила о том, что у моей лучшей подруги скоро день рождения. Теперь же я испытывала стыд при мысли о том, как Этти откроет небольшую коробку с подарочным изданием «Графини де Монсоро» ее излюбленного Дюма, как будет радоваться этому подарку и благодарить меня, как искренен будет ее восторг. А я буду улыбаться ей и, встречая ее нежные слова и взгляд, полный любви, много говорить о дружбе, которую я едва не предала.
Когда празднование дня рождения подошло к концу и гости стали собираться домой, передо мной внезапно вырос Глеб, сияющий и полный решимости.
– Позволь тебя проводить? – сказал он, вопросительно обратив ко мне свои бледно-голубые глаза.
– Конечно, – улыбнулась я. Был третий час ночи, и я была не против, чтобы меня довезли до дома.
Оставшиеся гости высыпали на улицу и постепенно расходились, припаркованные у ресторана автомобили начинали отъезжать. Попрощавшись с Этти и расцеловав ее в обе щеки, еще раз поздравив с праздником ее родителей, которые казались самыми милыми людьми на свете, я прошла за Глебом к черному седану.
Ночь была холодная. Дома безмолвно темнели в черных дворах. Только огненная река мокрого асфальта на Садовом кольце пестрила редкими искрами света автомобильных фар.
Какое-то время Глеб молчал, не отрывая взгляда от дороги. Я бесстрастно смотрела на пролетающие мимо и исчезающие позади фасады темных домов с горящими на них вывесками кафе и бутиков. Яркие вывески эти на темных домах смотрелись неестественно и даже несколько пугающе, будто они – все, что осталось от исчезнувшего человечества.
Мерное гудение двигателя убаюкивало меня, ноги ломило от каблуков – хотелось побыстрее скинуть туфли. Дыхание мое становилось ровнее и реже, сердцебиение постепенно успокаивалось, будто организм мой сам собой медленно засыпал.
– Не против, если я разуюсь? – вздохнула я, когда держать ноги в неестественно согнутом положении стало совсем невмоготу, и, не дожидаясь утвердительного ответа, который последовал почти сразу, стянула узкие туфли. Ноги приятно заныли, так что я вытянула стопы и пошевелила пальцами, после чего обмякла на сиденье.
– Так