– Да, в нем много аминокислот, включая незаменимые.
Кэйр с удивлением взглянул на собеседницу. Не выдержав, он все-таки решился задать личный вопрос.
– Простите, мадемуазель, вы где-то учитесь? Мне кажется, что я вас уже видел. – Не в университете?
– Да, наверное. Я – студентка медицинского факультета.
– Замечательно!
Влюбленный Франц вдруг встрепенулся и пропел ужасным голосом:
Бывают, братие, мозги,
В которых не видать ни зги…
Благовоспитанный Кэйр поперхнулся и окаменел. Однако выходка оказалась вполне уместной. Инджин расхохоталась и немедленно подхватила:
Приличны там условия
Для дьявола здоровия!
Потом они продолжили уже дуэтом:
Чтоб оный не скрывал рожки
Под вид студенческой башки,
Доценты мигом снимут стружку
Хоть за понюх, хоть за полушку!
И так далее, до самого конца этого весьма корявого, и, быть может, именно по этой причине очень популярного студенческого гимна.
– О, майн либер Мохамаут! – со слезой в голосе воскликнул Франц. – Шельма матер…
Вот это уже было опасным. Сентиментальность в архитекторе прорезалась тогда, когда он изрядно нарезался. Тогда его излишнюю эмоциональность нейтрализовать можно было только одним способом – длинной речью, которую дисциплинированный Франц никогда не решался перебивать. В любых других обстоятельствах чрезвычайно начитанный герр Кирш ловил за рукав ближайшую жертву и начинал бесконечные излияния с мудрыми цитатами, которые знал в немыслимых количествах.
– Кхэм, – сказал Кэйр, поднимаясь из плетеного кресла. – Дамы и господа! Коль скоро выяснилось, что все мы суть питомцы единой alma mater, молочные, так сказать…
– …поросята, – кивнула Инджин.
– Ах, как это прекрасно, – пробормотал Франц. – Храм высокой науки, студенческое братство… Gaudeamus igitur.
– …позвольте мне сказать по этому поводу несколько слов.
– Давай-давай, ваша честь, – прошипел Бурхан. – Спасай положение!
Ждан ловко долил вина в бокал оратора, а дамы вежливо похлопали.
– Благодарю, – сказал Кэйр. – Кхэм. Итак…
Он приступил.
Лишь минут через пять, если не через шесть, а если не кривить исторической правды – то и через все восемь, заметив, что Франц вновь впал в прострацию, уморился и сделался временно неактивным, Кэйр сжалился над аудиторией.
– …так выпьем же за то, чтоб никогда не гас сей светильник во мраке покаянского фанатизма, магрибинского варварства и, прости уж меня, Ждан, муромского невежества. Уф! Amen. Кажется, я всем всыпал.
Девушки, у которых уже онемели руки, державшие бокалы, дружно переглянулись.
– Боюсь, что я вас смертельно утомил, – сказал Кэйр, когда все выпили.
– Зато дали возможность понять, насколько вы преданы друг другу, – сказала Камея, улыбнувшись Францу.
Франц сонно кивнул:
– О,