– Роман Денисович, – улыбаюсь, – как Ваши дела?
Рома кивает официанту и с широкой улыбкой на лице двигается в нашу сторону. У него, как и всегда, гладко выбритое лицо, модная укладка с переизбытком геля на черных волосах, на глазах очки. И носит он их не потому, что зрение плохое, нет, ему так стилист посоветовал. Личный имиджмейкер. Рома давно уже не мелкий бизнесмен, у него несколько ресторанов по городу, но в душе он до сих пор мальчишка с душой нараспашку. Мне иногда за него даже страшно. И вот как такой человек может быть дельцом? Не понимаю. В кругу моей семьи часто приходилось сталкиваться со всевозможными богами мира сего, и все они, как под копирку, строили из себя напыщенных индюков. Хватких, кровожадных.
А вот Рома… Рома из другого теста. Мне иногда кажется, что не он владелец этого ресторана, а я. По крайней мере, если бы не мой характер и железная дисциплина, установленная мной внутри этих стен, все уже давно бы развалилось.
– Лунга, приехала наконец-таки, лягушка-путешественница.
– Приехала-приехала.
– Когда на работу выйдешь?
– Ну вот, как всегда, с корабля и сразу на бал…
– На баррикады, – подтрунивает Зотова.
– Дарина, уволю, – уже Рома.
– Не уволишь. Кто твоим гостям десерты «пальчики оближешь» готовить будет? Сам, что ли?
– Язык у тебя, Зотова, оторви и выбрось.
Пока Дари и Рома пререкаются, осматриваю зал, замечая тысячу минусов, возникших в мое отсутствие. Торшер в дальнем углу у столика за ширмой не работает, официанты в неглаженых фартуках, как у себя дома, расхаживают, на баре полный бедлам творится… всех уволю. Но сначала выпорю хорошенько.
– Ром, что за бардак у тебя творится?
Мохов непонимающе оглядывает зал, хмурится, а потом поворачивается ко мне.
– Какой бардак, Жень?
– Рома, меня всего десять дней не было, а здесь… ужас. Помоги чемодан в кабинет занести.
– Значит, на бал уже сегодня?
– Сейчас. Дарин, иди на кухню уже, нечего кондитеру в зале делать.
– Слушаюсь и повинуюсь, товарищ Лунга.
– Иди ты.
– Жень, ты помнишь, что права свои так и не обмыла перед улетом?
– Помню…
– Сегодня хороший день, – смеется, крутя в руках апельсин.
– Хорошо. Я сейчас с делами разберусь, и вечером посидим. Мама с Полей все равно через неделю вернутся.
– Договорились. Я Вилке скажу…
– Хорошо. Ром, тебя тоже приглашаю.
– Ну спасибо, товарищ директор, удружила.
– Старалась. Все для нашего любимого владельца.
– Зотова, брысь отсюда уже. Жень, я как раз хотел с тобой обсудить пару вопросов, – берет мой чемодан.
– Ну пошли тогда.
В «Зефир» я устроилась пять лет назад. Официанткой. Да-да. Именно официанткой. Забрала документы с первого курса юрфака и решила стать кем-то, непохожим на всех членов моей семейки. Как ни странно, получилось. Хотя мне пророчили такое… некоторые дальние тети и тети теть уверенно заявляли, что я со своим характером окажусь на улице без гроша в кармане. Спасибо, но их пожелания не сбылись.
В «Зефир» Рома лично утвердил меня на ставку официанта. Мы словно с первого взгляда поняли, что нуждаемся друг в друге. Поначалу казалось, что это любовь… но любви у нас не вышло. Я в тот момент как раз узнала новость, которая в корне поменяла мою жизнь, и отношения мне стали совершенно не нужны. Родители, а они у меня люди серьезные, долго противились моему выбору профессии, а когда узнали, что я беременна, просто с катушек слетели. Папа думал, что ребенка мне Ромка заделал. А вот и нет… В приказном тоне велел бросить все, вернуться домой, а еще лучше – сходить в больницу. Конечно, как судейская дочка может быть каким-то официантом, еще и залететь в девятнадцать лет неясно от кого?! Для них это неприемлемо.
Только вот за эти пять лет я сама, без родительских подачек, вытащила себя в люди. Когда мама узнала, что я больше не девочка на побегушках, а деловой, можно сказать, человек – удивилась. Они-то думали, что я рожу Польку и превращусь в клушу-наседку. Не угадали. Хотя помогли в тот период, очень помогли…
И, наверное, я их понимаю. Родителей. Я всегда жила в своем выдуманном мире розовых бабочек и единорогов, в отличие от моей сестры. Правда, жила я так до определенного момента, про который мои родители не желают вспоминать. Им так проще. Забыть. Вычеркнуть. Сделать вид, что ничего не было. Только вот я – все помню. Невозможно вычеркнуть из жизни то, что тебя изменило. То, из-за чего все пошло наперекосяк… нельзя.
По лицу скользнула печальная улыбка, которую я попыталась молниеносно убрать. Поправив вьющиеся локоны, прошла в открытую Ромой дверь и по-хозяйски уселась в свое кресло. Ромка расположился на диване.
– Ну давай, Ром, не тяни.
– Жень, ты не хотела бы попробовать себя в качестве совладелицы?
– Что?