Он даже не заметил сарказма в голосе. Конечно сама. Сама цветы, сама такси. Телефон пиликнул, и выскочило сообщение с адресом. Внизу приписка: «Буду очень ждать, не опаздывай, такси оплачу».
Последняя строчка была лишней, она подпортила и без того не самое радужное впечатление от разговора. И ни строчки о любви. Не пойду!
Словно прочитав ее мысли, телефон снова пиликнул и высветил: «Ты моя самая любимая болельщица!». В конце смайл-поцелуй. Пойду!
Лена посмотрела на часы. Надо поторопиться с отчетом для Орешкина.
Через час, когда отчет был готов, Лена захлопнула папку, собрала сумочку и вышла в коридор. Спускаясь по лестнице, она раздумывала, как лучше поступить – вызвать такси по телефону или тормознуть на дороге. Принять решение мешал доносящийся снизу шум. Смесь голосов прерывалась скрипом вертушки и шарканьем ног по полу.
– Иди проспись! – Дежурный Пустовойтин толкал в спину высокого худого мужчину, который прижимал к груди зеленую тетрадку в твердом переплете. Мужчина спотыкался, но скрещенные на груди руки не опускал.
– Пусти, Богом тебя прошу, – жалостливо умолял мужчина, который и без тычков еле держался на ногах.
– Не богохульствуй, алкаш! Вали отсюда, пока тебя на 15 суток за хулиганство не засадил.
Пустовойтин, который тоже был немаленького роста, схватил алкаша за футболку и дернул так, что тетрадка выскользнула из рук мужчины и шлепнулась на пол.
– Что тут происходит? – Лена прошла вертушку и остановилась рядом с дежурным.
– Да вот, Елена Аркадьевна, хмырь какой-то пытался проникнуть. Настырный, черт! Я его в дверь, он в окно.
– А что он хочет?
– Да пургу какую-то несет. Убила, говорит, сама убила и книжку свою мне в нос тычет.
– А что за книжка? – Лена повернулась к мужчине, который, подобрав с пола тетрадь, обтирал ее о футболку и громко при этом всхлипывал.
Жалость к всхлипывающему алкашу уже протягивала свои щупальца. А почему собственно она решила, что он алкаш. Лицо совсем и не запойного пьяницы. Ну да, не очень свежее, но ведь и не оплывшее. И цвет отнюдь не синюшный. Щетина двухдневная, мешков под глазами нет, волосы всклокочены, но не обросшие, стрижка еще хранила очертания модельной.
– Да кто его знает. На помойке нашел.
– Почему вы решили, что на помойке?
– Так он сам и талдычит про помойку!
– Не талдычил я про помойку, не верьте ему! – мужчина двинулся к Рязанцевой.
«Хватит с меня на сегодня благотворительности». Лена отвернулась и направилась к выходу.
– Постойте, не уходите, – заверещал мужчина и бросился за ней. – У меня горе. У меня ребенок погиб. Она его убила.
Что-то в голосе мужчины заставило Рязанцеву остановиться.
– Кто? – Лена повернулась и посмотрела в синие глаза алкаша. На длинных ресницах трогательно висели капельки слез.
– Жена моя. Регина.
«Бред! Зачем я его слушаю», – разум подталкивал к выходу.
– Вот… Здесь… Она сама написала…
Мужчина