Невычислимые функции. Если я смогу их обойти… сейчас у меня есть интуиция…
Да?
Я ушел на кухню, захватив лэптоп и десяток листов писчей бумаги из ящика под телевизором. На кухонном столе стояли чашки с выпитым кофе, я отнес их в раковину и пустил воду. Шелест струи не то чтобы успокаивал, но создавал звук, будто занавес, отделивший мое существование от мира, в котором я все еще находился.
Закрыл дверь в гостиную, сел за стол и записал граничные условия для основной реальности. Перечитал. Исправил ошибку. Перечитал опять.
И понял, почему при вроде бы полном наборе элементов пазл не желал составляться, а загадка убийства Полякова оставалась неразгаданной.
Поляков ошибался.
Ошибка была очевидна – для меня. Поляков же не мог ее обнаружить ни при каких обстоятельствах, и в этом состояла разница между им – интуиционистом, и мной – рационально мыслящим физиком, которого озарение посещает в лучшем случае раза два или три в жизни, а многих не посещает вовсе, что не мешает им становиться выдающимися учеными, сделавшими для науки больше, чем иные великие, чьей интуиции они всегда завидовали, хотя вряд ли признались бы в том публично.
Поляков точно знал, что поводырь не может вернуться на остров, где уже бывал, – не позволит многомировый принцип неопределенности, идея, интуитивно принятая физиками его мира.
Из принципа неопределенности Гейзенберга возникла наука наук ХХ века: квантовая механика, чья точность и надежность поражали воображение. Квантовая физика – рациональнейшая из всех рациональных вершин человеческого гения.
Из принципа неопределенности в мире поводыря возникла базовая идея интуитивистской космонавтики – не науки, на самом деле, а самого изощренного из искусств, принятого за науку по недоразумению, если рассматривать этот эпизод истории человечества с моей, сугубо рациональной, точки зрения.
В моем мире научного рационализма были исследования Годдарда, Кибальчича, частично Циолковского, а после первый спутник, «Восток», Гагарин, «Аполлоны», Армстронг, обитаемые орбитальные и автоматические межпланетные станции, а затем долгий откат – нежелание государств тратить огромные суммы на пилотируемые полеты без ясных – прежде всего, экономических – перспектив.
В мире поводыря идея многомирия и примат интуитивизма привели к появлению людей, способных, подобно Полякову, воспринимать другие ветви, ощущать расположение «островов» на фарватерах. Поводыри умели перемещаться с одного острова на другой, и это не нарушало эйнштейновского принципа постоянства скорости света, поскольку острова находились в разных ветвях многомирия.
Правильно записать граничные условия для задачи – добрая половина решения. И это такое же искусство, как во время съемок удивительного по красоте