Ореол мученичества, появившийся у Розена после его отставки, его конфликт с петербургским сенатором П. В. Ганом, увольнение и скорая кончина не позволили авторам демонизировать этого наместника – практикуемые при Ермолове казни через повешенье без суда и следствия, о которых стало известно в ходе ревизии сенаторов Мечникова и Кутайсова, при Розене не проводились. При нем русская армия не знала сокрушительных поражений и не пробиралась к своим непроходимыми лесами, неся небывалые потери, как это случится во время даргинского похода Воронцова. Но и героем кавказской войны в глазах потомков штабные историки Розена тоже не сделали – на фоне его побед слишком невыгодно смотрелись бы успехи его преемников – М. С. Воронцова и А. И. Барятинского.
Надо понимать, что Розен после его опалы никем и никогда не был реабилитирован – такой практики тогда даже не существовало. Эту миссию тем более не стали возлагать на себя историки второй половины XIX в., вынужденные относиться к свершениям николаевской эпохи с пиететом. Авторы, находившиеся на службе императора Александра II, несмотря на все заслуги Розена, после эпизода с его скандальной отставкой, инициированной самим Николаем I, не могли писать о нем хорошо. Со временем сложилось мнение, что Розен, которому приписывалось незнание всех обстоятельств управления краем,[125] так и не успел по-настоящему войти в курс дела, был нерешительным управляющим и пал жертвой деспотизма Николая I. Успехи и вклад Розена в административное устройство Кавказа, ввиду подобного особого стечения обстоятельств, не были по достоинству оценены ни современниками, ни потомками.
Рассуждая о влиянии политики Розена на судьбу осетин, нельзя не отметить, что это был один из самых благополучных периодов в жизни Осетии. Наместник недвусмысленно подтвердил и закрепил за осетинами-переселенцами долин Терека и Ардона право на равнинные земли, выделенные им его предшественниками. Во времена Розена конфликт югоосетинских крестьян и грузинских тавадов скорее затихает, нежели обостряется. На западе Осетии Розен принимает присягу верности у влиятельного дигорского старшины Бек-мурзы Кубатиева, и ускоряет тем самым интеграцию Дигорского общества в структуру Владикавказского округа. О том, что Осетии в планах наместника отводилось особое место свидетельствует, в частности, и всестороннее покровительство наместника академику А. М. Шегрену в его исследованиях осетинского языка.
При Розене также возобновляется добровольное переселение осетин на равнину – с его разрешения возникают такие поселения как Заманкул и Эльхотово. И наконец, именно Розену принадлежит такая инициатива, как учреждение на южной стороне Кавказа мононационального Осетинского округа, что было призвано устранить грузино-осетинские противоречия.