Конечно, по большому счёту, это был сугубо коммерческий жанр. Как и многие другие – глэм-метал, пост-гранж, гангста-рэп или ликвид-фанк. Вот и поп-панк являл собой просто более удачную и лучше продающуюся версию оригинального панк-рока. Вылизанную, отточенную и доведённую до ума с расчётом на ротации по радио и миллионные продажи в сети. Теперь уже в сети.
В общем, для поколения миллениалсов мы были живыми богами, они внимали нам и следовали за нами. И что очень радовало руководство лейбла[34] – они платили нам. Билеты на концерты начинали продаваться минимум за год до собственно выступлений, и разлетались они за считанные минуты после старта продаж. Мы неизменно собирали стадионы – время словно было невластно над нами и над нашей музыкой, всеми правдами и не очень мы держались на пике популярности вот уже много лет как и сдавать своих позиций не планировали. И так тур за туром.
Джефф дал несколько аккордов, как бы прощупывая аудиторию. И та была готова жадно внимать тяжёлым риффам[35] отпетого канадца. Джефф, улыбаясь, слушал восторженные крики и одобрительный свист, а потом пустил гитару в овердрайв, доводя народ до эйфории – и где-то вдали заплакал горючими слезами зависти малютка Слэш[36]. Я не смог сдержаться и расплылся в ухмылке – ведь я кайфовал от этих его глэмерских выходок, хотя именно они в своё время и стали причиной очередного нашего раздора.
И, кривовато усмехаясь, я вновь и вновь обводил глазами первые ряды.
Улыбка сползла с моего лица подобно снежной лавине, глаза расширились, а сердце заколотилось как никогда быстро, и я чувствовал, как кровь в висках пульсирует в такт с ним. Мне на мгновение показалось, что я сейчас упаду, закружилась голова, и я отчаянно вцепился в микрофон. Посмотрев на него, я даже хотел использовать его почти по назначению и окликнуть по имени, но в изумлении не мог издать ни звука.
Всё те же милые моему сердцу мягкие черты лица, всё та же шикарная каштановая грива, всё тот же игривый взгляд глаз цвета бирюзового льда и всё так же растянутые в чарующей улыбке губы. И всё это – в свете огней ночной пятницы.
Я не мог обознаться – я никогда не бывал обдолбан.
И я никогда не забывал.
Передо мной была Аманда.
Всё то же. Как будто не прошло двадцати лет.
Огни ночной пятницы. Ревущий стадион. Дрожащие подтрибунные помещения, ведущие ровнёхонько к пятидесятиярдовой отметке.
«Львы» Риджмонт-Хай принимают «Пересмешников» из Энсино Уэстмарк. Сезон в разгаре. Полным ходом идут игры юниоров.
Неистово колотится сердце в груди, пальцы рук дрожат. Я роняю шлем на бетонный пол.
Мы здесь одни.
Аманда смотрит на меня не так, как мне хочется – не с восторгом или хотя бы с интересом, а лишь с укоризной и недовольством.
Я устаю убеждать и теперь лишь слушаю её.
– Ты не