И если с негласной субординацией все было ясно, то официальная субординация на уровне того факультета, где я работала, находилась в состоянии настоящего бардака. По сути, я была офис-менеджером, а моим начальником предполагался самый главный в структурном подразделении, то есть декан. Но на деле выходило, что начальница ― одна из замов, а поручения мне могут давать все замы. Люди, работавшие с несколькими начальниками одновременно, хорошо знают, к чему приводит такая политика. Каждый считает, что его задача самая главная и сделать ее нужно немедленно, а остальные подождут. А все шишки сыплются на голову исполнителя, который не в силах понять, какой же начальник важнее и чьи распоряжения следует выполнять в первую очередь. Но мы же помним, что секретарь относится к существам низшего порядка, зачем о нем беспокоиться. А то, что от бардака страдают дела академии, тем более никого не волновало: деньги на содержание идут из федерального бюджета и не требуют никаких усилий, чтобы их получать.
Собственно, организация работы в академии с ее беспорядочными приказами и отменами этих приказов, откладываниями нужных дел на потом и, наоборот, возведение дел, которые могут подождать, в приоритет, вкупе с низкой оплатой труда неизменно должна была вести ее работников к профессиональному выгоранию. Потому как один из важных его признаков ― ощущение человека, что он занимается бессмысленным и никому не нужным трудом, часто приводящее к неврозам.
Отдельной историей был управленческий аппарат, а точнее, проректоры, ответственные за определенную сферу. Вроде как министры при государстве. Без их подписи не могла прийти в исполнение ни одна бумажка. И вот я хорошо помню, как часто стояла под дверью кого-нибудь из этих господ с приказами в руках и ждала. Могло пройти десять минут, а могло и полчаса, а то и час. Или я могла вообще уйти в этот день несолоно хлебавши. Ради чего все это делалось, я никогда не могла понять, ведь перед тем, как подписывать бумагу, никто из проректоров в нее особо не вчитывался.
Насколько ужасно психологически быть в роли ходока, которого так и не принял Ильич, я поняла, узрев как-то реакцию