– Да, мы видели дыру, – сказал Балаклава неожиданно мягким голосом. Для него Марк являлся лишним параметром в уравнении, которого следовало исключить как можно скорее и тише. – Только туда лучше не лезть.
– Почему? – спросил Марк. – Там же никого нет. Возьмем доски, сделаем мост и…
– Аномалия там, – ответил Балаклава. – Не слышал такого слова? Короче, не лезь туда. Но если хочешь, то можешь попробовать. Я не пролезу, мне трудно будет. Может, ты и прав.
Марк сжал губы. Такого поворота он не ожидал.
Балаклава распознал аномалию без приборов. Он отлично знал, как вести себя с радиоактивным мясом вроде случайных людей, которых нужно мотивировать пролезть впереди себя в опасное место.
Балаклава был сталкером.
Очень плохо.
7
Киев, Шулявское кладбище
11 июля 2006 г.
15:46
Ступая на территорию кладбища, Марк чувствовал себя так, словно заходит в некую тестовую камеру, в которой цель испытания нужно найти самому. Очень странно быть в месте, где зарыт пустой гроб с именем твоей любимой, когда ты не знаешь, жива она или нет.
Возле могильного камня стоял Геннадий Тучка. Горе, усилившееся со вчерашнего дня, скрутило его, ссутулило, удвоило морщины, не дав взамен ничего. Но он по-прежнему выглядел как взрывоопасный заряд, пусть и с вырванным фитилем, не знающий, куда направить взрывной импульс.
– Добрый день, – сказал Марк, держась на почтительном расстоянии.
Геннадий кивнул.
– Я вижу, что кто-то был здесь, кроме меня, – произнес он. – Птицы склевали крошки, но что-то осталось.
– Да.
– Это ты здесь был утром?
– Да, я.
– Зачем ты пришел снова?
– Я не уходил, – ответил Марк. – Я бродил рядом.
Отец Полины махнул ему рукой, приглашая подойти. Жест выглядел почти царственным, не будь за ним столько боли. Это было словно запоздалое принятие в семью. Марк подошел, и Геннадий, не касаясь его, опустил руку, сжимая дрожащие пальцы в кулак.
– Мне приходилось видеть пустые гробы, – сказал он. – В местах, где я… не важно. Там, где я был, если ты хоронишь человека, не видя его мертвым, то ты примиряешься с тем, что его больше нет. На войне не верят в пропавших без вести. Есть только жизнь и смерть – и ничего между ними. А сейчас разве война?
Марк не знал, что ответить. Даже если бы знал, то ничего не сказал бы. Геннадий хотел возвращения дочери, и Марк ничем не мог заполнить его пустоту.
– Вчера приехали родственники, – сказал Геннадий. – Половину я знать не знаю… Кто-то нянчил Полину, когда была совсем маленькой, еще кто-то там ее крестил, а я даже этого не знаю. Но то было вчера, а сейчас… Марк, ты представляешь? Они сидят в нашей квартире прямо сейчас и просто пьют. Никто со мной утром не поздоровался. Все глаза прячут. Винят, что ли?
– Нет, –