– Орит.
– А сейчас, если станешь вспоминать, это будет память памяти о памяти, и вероятность… Ну-ка, вспомни, как все-таки ее звали?
Купревич смотрел на Лену, опустившую голову и будто отрешившуюся от реальности: разговора она не понимала, терминология была для нее темным лесом, она только чувствовала, что он нервничает, злится на старого приятеля, что-то хочет ему доказать, но не может. Ей не нравилось, что он не только считает себя слабым, но позволяет Лерману принять это и вести разговор по-своему.
– Как звали женщину… – протянул Купревич. Действительно… Он недавно назвал имя… Подруга Ады. Но у Ады единственной подругой была Лена. А когда он звонил из Бостона, по телефону Ады ответила женщина, которую звали… Орит? Он не мог вспомнить.
– Хотел бы поговорить с другими мужьями Ады, – задумчиво проговорил Лерман. – Они оба гуманитарии, так? Следовательно, воспринимают суперпозицию как реальность и не забивают голову соображениями физической нелокальности, декогеренции и проблемами нелинейности волновых уравнений. Кстати, – он наконец посмотрел в сторону Лены, но неопределенно, будто она, как квантовая частица, была размазана по всему пространству кафетерия, – вы можете это организовать? Я имею в виду встречу с… Шауль, да?.. И Семен? Память все время необходимо контролировать.
– Нет, – твердо сказала Лена.
– Нет? – удивился Лерман. – Не Шауль? И не Семен? Вот видите, на память невозможно положиться.
– Шауль. Но вам не нужно с ним встречаться. Он сидит шиву. У него траур. Он потерял жену.
Купревич хотел сказать, что и он тоже… Не успел. Лерман откинулся на спинку стула, поднял взгляд к потолку и расхохотался – громко, прерывисто, неестественно. Купревич с Леной переглянулись. «Прости, – сказал ее взгляд, – я знаю, ты тоже, я не подумала». – «Я знаю, – ответил он, – мы оба потеряли…» Он не договорил взглядом фразу: хохот Лермана перешел в рыдания, громкие, прерывистые, такие же неестественные, как смех.
Истерика. Иосиф держал себя в руках все время перелета, а потом здесь. Купревич вспомнил собственные слезы, но жалеть Лермана не стал. Знал, что через минуту тот будет стыдиться своей слабости и делать вид, будто ничего не произошло.
Лерман застыл, положив руки на колени.
– Сидит шиву, понимаю, —произнес он сухо. – У него умерла жена, да.
– Простите, – пробормотала Лена.
Лерман уже взял себя в руки.
– Не могли бы вы заказать еще пару чашек чая? – спросил он вроде бы у Лены, но глядя в пространство. – Не капуччино, который я терпеть не могу. Две большие чашки. Я заплачу.
– Вам тоже? – тихо спросила Лена у Купревича. Тот кивнул, хотел подняться и пойти с ней, но Лена положила ему ладонь на плечо, и он