Мы люди… Разлом. Олег Моисеенко

что казалось ясным вчера, ушло в сторону, покрылось пеленой, хотя вокруг были все тот же двор, и хата, и хозяйство, и заботы, только образовалась пустота из-за ушедших на войну, и ее надо было заполнить. В разговорах по вечерам за ужином и перед сном приходили надежды, что скоро побьют германцев, родные вернутся домой, и жизнь продолжится в такой же радости, как и прежде. Да только быстрее к заходу солнца наливались тяжестью женские руки, ныли спины у стариков, да меньше времени выпадало мальчишкам побыть со сверстниками на улице: надо было помогать старшим. В семьях, где ратники еще ожидали своей очереди, дела спорились, и каждый день приходило тревожное, но такое заветное желание: пусть бы пронесло и не призвали на войну. Были и такие, что рвались отправиться на фронт, только голос отца или матери грозно пресекал такие позывы: «А кто будет жатву завершать, да картошку копать, да дрова заготавливать на зиму?» Молчал тот доброволец, но мысль свою не оставлял и сверстниками говорил, что все равно воевать отправится. А через месяц в церкви был проведен скорбный молебен по храбро сражавшимся за «Веру, Царя и Отечество» и сложившим голову воинам: Ивану Сухобоку, Роману Цымбалу, Ануфрию Першину. Отец Гавриил после зачитывания фамилии павшего воина славил его отца и мать. В порыве люди готовы были помогать этим убитым горем людям, а через два дня – снова молебен. Забирались на войну ратники, чей черед пришел, война начала собирать свою дань.

      Часть вторая

      1

      Летним вечером в известном каждому петербуржцу задании Военного министерства, в нескольких окнах на втором этаже со стороны внутреннего двора, несмотря на поздний час, горел свет. В просторном кабинете за письменным столом сидел довольно молодой черноволосый полковник, штаб-офицер Сергей Александрович Дубровский. На листе бумаги его рука каллиграфическим почерком выводила то прямые линии с хвостиками и без них, то крючочки, то окружности, которые соединялись в буквы и слова, выражающие прямые, словно стрелы, а то вдруг закручивающиеся, словно в вихре, заветные его мысли, пронизанные духом величия и служения царю и Отечеству. Он писал: «Наши интересы на Балканах никак не могут быть ущемлены», далее кратко излагалось, почему, и предлагалось незамедлительно приступить к мобилизации, предусмотренной ранее утвержденным Его Императорским Величеством (еще четыре года назад) планом. Сергей Александрович входил в круг таких же штаб-офицеров, которым по долгу своей службы с высокого позволения разрешалось вносить в те планы уточнения и правки. К этому ответственному делу они относились с трепетным волнением, благоговея перед величием заложенной мудрости в записках и исчерченных картах. Эти планы вызывали у них восхищение могуществом России и уверенность в быстрой победе русской армии над врагами.

      Накануне утром Сергей Александрович был вызван к начальнику и получил очень важное и ответственное задание – подготовить реляцию самому государю. Начальник