Отчасти Пьер Лионне преисполнялся гордости, поскольку ставил себе в заслугу обучение сына, но иногда тем не менее брюзжал, недовольный тем, что теперь живет в тени славы собственного ученика. Подняв бокал, Филипп предложил отцу выпить.
– Знаешь, папа, мне едва исполнилось четырнадцать лет, когда ты научил меня, как правильно готовить лучшие шоколадные макаруны, – произнес он с усмешкой. – И они мне слегка поднадоели.
– Rebelle[35], – коротко бросил его отец, но с нежностью в голосе.
Родители Магали в честь Рождества обменялись поцелуями под омелой. Они подарили друг другу особые подарки, которые снились им в долгие месяцы разлуки. Любовь их всю жизнь проявлялась урывками, когда обстоятельства позволяли им оторваться от дел. Мать начала поговаривать о поездке в Штаты с отцом на несколько месяцев, пока лавандовое хозяйство пребывает в зимней спячке.
– Взгляните-ка на мою маленькую parisienne[36]! – воскликнула Стефани, обернувшись к дочери и разглядывая ее модный столичный наряд. – Да, Магали, ты неизменно подтверждаешь мое мнение. Я всегда говорила, что ты умудряешься чувствовать себя как дома в любом месте.
На лице отца отразилось смешанное выражение гордости и тоски. И эта тоска камнем легла на грудь Магали. С самого рождения дочери Стефани во всех поездках возила Магали с собой. Иначе и быть не могло. Но эти постоянные и болезненные расставания, вероятно, нанесли неисцелимую рану их отношениям.
– Ты всегда была очень способной и сильной, – с грустью произнес отец.
Женевьева и Эша, пристально посмотрев на обоих родителей, обменялись понимающими взглядами. Они ничего не сказали, но чуть позже Женевьева незаметно сунула ей шоколадную ведьмочку, а Эша заботливо принесла чашку чая. Может быть, эти женщины действительно познали законы магии, или магия сама собой естественно внедрилась в их жизни, но, откусив немного от помела ведьмочки и глотнув чаю, Магали почувствовала прилив сил.
Она привезла с собой подаренную ей коробку пирожных и подавляла в себе искушение выставить их на стол в качестве особого угощения в конце праздничной трапезы. Но пока ее дед откупоривал бутылки сотерна, чтобы подать это вино к фуа-гра, она, прихватив подарок, незаметно выскользнула из дома и прошлась по их уснувшему на зиму лавандовому полю. Его притягательные силы пребывали в сонном состоянии, и их влияние на ее мать ослабело. Всякий мог бы сравнить ее честолюбивого, непоколебимого и при этом мягкосердечного отца с божественным Аидом, способным удерживать ее мать в своем мире только четыре зимних месяца в году.
Холодный ветер разносил вокруг ослабевший запах дремлющих розовато-лиловых растений. Поежившись в теплой куртке, Магали открыла крышку и заглянула в