Мне кажется, никто не станет охотно подчиняться тому, кто не умеет повелевать, подчинению же учатся у царей, так как кто умеет вести, за тем и идут охотно. Укротить лошадь – значит сделать эту лошадь смирной и послушной, точно так же задача царя – заставить его подданных повиноваться, спартанцы же сумели не только заставить другие народы повиноваться им, но и внушить им желание подчиняться именно спартанцам, предоставить себя в их распоряжение. Их послы просили у них не флота, не денег, не солдат, а только вождя-спартанца и, получив его, смотрели на него с уважением и страхом, как сицилийцы – на Гилиппа, халкидцы – на Брасида, все малоазиатские греки – на Лисандра, Калликратида и Агесилая. Таких лиц называли «гармостами», т. е. вводящими порядок, и «софронистами», т. е. наставниками всех народов и царей, и видели в Спарте в целом как бы воспитательницу или дающую советы честной жизни и разумного государственного правления. В этом смысле, мне кажется, смеется Стратоник в своем шутовском проекте государственного устройства, советующий афинянам справлять мистерии и устраивать торжественные процессии, элидцам – быть судьями на играх, к чему у них есть особенные способности, спартанцам же – пороть обоих, если они в чем-либо провинятся. Это было сказано в шутку; но ученик Сократа, Эсхин, видя, как хвастаются фиванцы своей победой при Левктрах, серьезно заметил, что они ничуть не отличаются от мальчишек, которые задирают нос, что им удалось отколотить своего дядьку…
XXXI. И ВСЕ ЖЕ Ликург не стремился главным образом к тому, чтобы поставить свое государство во главе других, напротив, он думал, что жизнь отдельного человека, как и жизнь государства, может быть счастливой только тогда, когда он чист нравственно и в мире с самим собою. Поэтому все его действия и поступки сводились к одной цели – чтобы его сограждане были как можно дольше свободны нравственно, довольны собою и благоразумны.
Его государственное устройство взял за основание и написавший свод законов для своего собственного государства Платон, так же, как Диоген, Зенон и вообще все занимавшиеся подобного рода вопросами и заслужившие себе похвалу, хотя они оставили после себя одни буквы и слова. Но Ликург не нуждался ни в буквах, ни в словах