– Что это у тебя, Малки?
Вот проклятье: Себастьян. Повезло, нечего сказать. Появись я здесь на полминуты раньше или позже – и мы бы разминулись. Даже меньше. Мама только-только стала разрешать ему самостоятельно возвращаться от его друга Хассана, который живёт через пару домов от нас, а брат уже расхаживает по улице, сунув руки в карманы, с таким видом, будто он хозяин жизни.
Ему семь.
Так, ну и что ты будешь делать?
– А, это? – говорю я, как будто и не знал вовсе, что несу какой-то полуразодранный пакет. – Это, эм… это не моё. Я, эм… я это нашёл. И как раз собирался выкинуть.
Себ просто стоит, глядя на меня и часто моргая, будто пытается понять, вру я или нет. Весь его опыт должен подсказать ему, что, скорее всего, вру. Я, в конце концов, его старший брат, а врать младшим – это одна из немногих наших привилегий.
– Ты это нашёл? А где? А что там? И зачем ты собираешься это выбросить, если только что нашёл? – У Себастьяна на мутные истории нюх, несмотря на его возраст. Он пытается заглянуть в пакет, но я прижимаю его к груди и молча морщусь, когда пакет касается моей кровоточащей ссадины. Но по крайней мере он прикрывает пятна крови на футболке.
Себ суёт руку в пакет и пытается нащупать лежащую внутри коробку, но она заклеена скотчем. Неожиданно во мне вскипает ревность: я хочу быть первым, кто узнает, что это я такое украл-но-не-украл. Я выдёргиваю у него пакет.
– Отстань от меня, мелкий паразит!
– Ты это стырил? Скажи ведь, стырил? Что там? У кого ты это стырил? Скажи, а то маме расскажу.
А-а-а-агх! У него как будто шестое чувство есть.
Неподалёку возле своей двери стоит наш сосед Качок Билли, сгибая и разгибая руки со здоровенными гантелями. Он без рубашки, хотя солнце уже зашло. Он кряхтит, делая свои упражнения, и говорит:
– Привет, парни! Как ваша ма? – Он всегда не прочь поболтать.
Мама считает, что ему одиноко с тех пор, как его мать умерла, а девушка съехала, так что мне становится неловко просто проходить мимо, и я торопливо отвечаю:
– Привет, Билли.
– У меня для тебя кое-что есть, – говорит он мне, откладывает гантели и достаёт из кармана треников мой телефон. – Подружка твоя пробегала мимо пару минут назад. Сказала, мол, нашла его на лестнице у пляжа, узнала по чехлу. Ты с этим осторожнее, сынок. Дорогая звонилка!
– Ну да… спасибо, Билли, – выдавливаю я.
По крайней мере одной головной болью меньше.
Уже обнадёживает. Я смотрю на экран и вижу на стекле длинную тонкую трещину. Мой телефон! (Его мне подарил папа, чтобы мы могли созваниваться по ФейсТайму, как он сказал, хотя такого почти и не бывало.)
Я не слышу, что ещё говорит Билли. Что-то про новый фильм про Вторую мировую войну, который он купил на Амазоне. Он помешан на войне, Качок Билли.
Я заношу пакет в дом и сразу иду наверх, чтобы мама не заметила. Это легко – она дремлет на диванчике, потому что у неё была утренняя смена. Я наглухо застегнул худи, чтобы скрыть от Себа пятна крови,