Свистулькин. Александр Прост

Степанович остолбенел, осознав услышанное. Первым порывом было накинуться на изменников и лично их арестовать. Он даже ускорил шаг, догоняя заговорщиков, но оступился на своей деревянной ноге и едва не упал. Только тут Свистулькин сообразил, что пожилой калека может не одолеть двоих молодых крепких мужчин. А если убьют? Жуткая тайна не будет раскрыта, государь и Отечество останутся в страшной опасности. Пусть даже не убьют: все-таки смертельная схватка посреди дня на главном проспекте столицы – это слишком причудливо даже для таких чрезвычайных обстоятельств, пусть попросту сбегут, пусть даже один. Тогда заговорщики будут предупреждены. Нет, так рисковать Свистулькин не мог. «Если бы не проклятое несчастье, – думал Кузьма Степанович, – в старые времена уж я бы их!»

      Откровенно говоря, Кузьма Степанович себя переоценивал. Все-таки далеко за пятьдесят – по меркам своего времени совершеннейший старик. Плюс тяжелая жизнь, проведенная в походах и сражениях, старые раны, увлечение алкоголем, медицина восемнадцатого столетия. Скажем прямо, даже с рукой и ногой у него не было шансов. А если уже совсем честно, то и в молодости, в самом расцвете, он едва ли одолел бы двух сильных и рослых мужчин.

      Свистулькин, предаваясь пустым сожалениям, давно миновал Грязную улицу. Подле забора строящегося нового здания Знаменской церкви офицеров ожидали сани. Заговорщики расселись по экипажам, еще раз раскланялись и разъехались в разные стороны.

      Кузьма Степанович напоследок внимательно рассмотрел преступников, сани и лошадей. Взял извозчика. Редкая расточительность при его финансах! Еще и не торговался. Он торопился в тайную экспедицию Сената – политический сыск тогдашней России. Свистулькина, конечно, коробило при одной мысли о доносе – поступке, недостойном дворянина и офицера, но делать нечего. Долг и присяга.

      На входе в Сенат Кузьма Степанович встретил неожиданное препятствие. Парадную дверь охраняли богатыри-кавалергарды – сверкали начищенные кирасы. Выслушав Свистулькина, один из молодцев ухмыльнулся в огромные, чудесно подкрученные усы, второй и вовсе не удержался от смешка.

      – Проспаться б вам, ваше благородие, – нахально заявил богатырь с волшебными усами.

      Кавалергардов можно понять. Кузьма Степанович выскочил из дома как был – в затрапезном. Поверх ветхой и затертой сорочки накинута заношенная епанча неопределенного цвета от старого, еще потемкинского мундира. У Свистулькина была форма нового образца, очень пристойная, с двумя-тремя невыводимыми пятнами на белом сукне шинели и совсем незаметной дырочкой, прожженной на правом рукаве кафтана, но ее он сберегал для утренних походов в канцелярии. Кузьма Степанович был не особенно выбрит. Сложно справиться со щетиной, орудуя копеечной бритвой перед тусклым зеркальцем, имея в распоряжении одну только руку. Позволить же себе цирюльника даже через два дня на третий он не мог. Вдобавок, и это важнее всего, от Кузьмы Степановича попахивало водкой.

      Очень скоро Свистулькин