Грозовой перевал. Эмили Бронте

дала волю своему негодованию, скорчив презрительную гримасу и плюнув на мальчишку. За это она схлопотала от отца крепкий подзатыльник, который должен был научить ее хорошим манерам. Дети наотрез отказались пустить маленького бродяжку не то что в свои кровати, но даже в детскую, а я имела глупость согласиться с ними, поэтому выставила его на лестницу, понадеявшись, что к утру он уберется сам. Однако случайно ли или услыхав голос мистера Эрншо, малыш прокрался к двери мистера Эрншо, где и был найден утром хозяином. Мистер Эрншо учинил целое расследование, и я была вынуждена сознаться в том, что отправила ребенка ночевать на лестницу. В наказание за трусость и жестокосердие меня услали из дома.

      Вот так он вступил в семью. Когда через несколько дней я вернулась в дом (потому как не считала, что отправлена в изгнание навечно), то оказалось, что найденыша окрестили Хитклифом. Так звали сына мистера и миссис Эрншо, который умер во младенчестве. И с тех пор это имя стало парню еще и фамилией. За время моего отсутствия Хитклиф и мисс Кэти стали не разлей вода, однако Хиндли по-прежнему ненавидел его, и, сказать вам по правде, я тоже. Мы его всячески изводили и гнобили, потому что я была глупа и не понимала, что поступаю плохо. Хозяйка же никогда за Хитклифа не заступалась, даже если видела, что его обижают зря.

      Найденыш безропотно сносил все притеснения, потому что, как видно, привык к плохому обращению. Бывало, Хиндли его лупит, а он даже слезинки не проронит, а в ответ на мои щипки и тычки малец замирал, затаив дыхание и широко открыв глаза, как будто бы сам поранился и винить в этом некого. Старого Эрншо просто бесила такая покорность, когда открылось, что его сын третирует «бедного сиротку», как он называл Хитклифа. Хозяин до странности привязался к Хитклифу, верил всему, что тот говорил (а ябедой Хитклифа назвать было никак нельзя, потому как он о многом умалчивал, а уж если и говорил – то чистую правду). Мистер Эрншо даже был с ним более ласков, чем с Кэти, которая была слишком озорной и взбалмошной, чтобы стать любимицей в семье.

      Вот и получается, что с самого начала найденыш стал причиной разлада под нашим мирным кровом. Когда миссис Эрншо умерла (а она и двух лет не прожила с тех пор), стало только хуже: молодой Эрншо возомнил родного отца семейным тираном, а Хитклифа – вором и проходимцем, укравшим причитающиеся Хиндли по праву рождения любовь и привилегии. С годами обида молодого Эрншо только усугубилась и, признаюсь, я некоторое время симпатизировала ему. Но когда дети заболели корью и на мои плечи разом упали все женские заботы по их уходу, отношение мое поменялось. Хитклиф захворал очень тяжело, и когда он был совсем плох, то не отпускал меня от своей постели ни на шаг. Он чувствовал, как много я делаю для него, но не догадывался, что я только выполняю свои обязанности, и не более того. Впрочем, положа руку на сердце, заявляю: он был самым спокойным малышом, которого только мне приходилось выхаживать. Разница между ним и другими детьми заставила меня отбросить предубеждение. Кэти