Что касается «Словаря» Бейля, трудно себе представить, какое впечатление произвела подобная книга на читательницу двадцати двух – двадцати трех лет; первый том она прочла в 1751 году. Екатерина уверяет, что прочла целиком все четыре тома infolio, в которых этот предшественник энциклопедистов излагает результаты интеллектуальной культуры своей эпохи. Но, не зная ни греческого, ни латинского языков, она, по-видимому, должна пропустить многочисленные цитаты, которые составляют у Бейля добрую половину его труда. Присоединим к ним еще четвертую часть, посвященную религиозным спорам и философским диспутам, в которых она вряд ли что-нибудь поняла. Вероятно, лишь пробежала остальное, так как трудно читать словарь в обыкновенном смысле этого слова. Может быть, почерпнула там кое-какие понятия, которыми и воспользовалась впоследствии. Доктрина о народовластии, смело выдвинутая автором, имела, по-видимому, некоторое, пусть и мимолетное, влияние на ее суждения и вдохновила ее первые законодательные попытки, хотя она и не сочла нужным «согласиться с Бейлем, что короли большие мошенники». Но все же ее поразила мысль, что «правила управления несовместимы с самой щепетильной честностью». К тому же она прониклась сознанием, что ни религиозная этика, ни ходячая мораль, ни катехизис Лютера, ни учение Симеона Тодорского, ни мудрые уроки мадемуазель Кардель и строгие принципы Христиана Августа не выносили ни холодной критики такого философа, как Бейль, ни высокомерной оценки такого опытного человека, как Брантом, и что в глазах как того, так и другого не существовало ни вечных истин, ни абсолютных принципов.
В 1754 году она погружена в подобные размышления, но давно ожидаемое событие прервало ее чтение, расстроило обычное, довольно монотонное течение ее жизни и внесло в эту жизнь значительные перемены. Она сделалась матерью.
Как это случилось? Вопрос кажется странным, однако ни один пункт во всей ее биографии не вызывал стольких прений и споров. Не следует забывать, что прошло уже десять лет со свадьбы великой княгини, десять лет, в течение которых ее союз с Петром оставался бесплодным, а отношения супругов становились все холоднее. Письмо великого князя к жене, помещенное в приложении к русскому переводу «Записок…» Екатерины и относящееся к 1746 году, довольно ясно указывает на полный разрыв. Вот оно дословно:
«Madam,
«Je vous prie de ne point vous incommodes cette nuis de dormir avec moi car il n’est plus le tems de me tromper, le let a été trop étroit, après deux semaines de separation de vous aujourd’hui apres mide. Votre très intortuné mari qui vous ne daignez jamais de ce nom.
Peter»[10].
Между тем, несмотря на уединенную жизнь и строгий надзор, Екатерина подвергалась многочисленным искушениям и преследованиям, добродетель ее находилась в постоянной опасности, и сама она, по выражению русского историка, как бы погружена в атмосферу любви.
В