В шесть наконец легли спать неугомонные соседи. Стихли басы и смех. Я осталась совершенно одна со своим горем. Никогда не думала, что в огромном мегаполисе можно быть такой одинокой. Я больше не металась взад-вперед и никому не звонила, просто сидела, сжавшись в комочек в огромном кресле в гостиной, и тихо плакала. Я ждала новостей и рисовала в уме ужасные картины. Я знала, Женя не оставил бы меня одну в день рождения, если бы не случилось что-то очень плохое. Как хорошо, что в юности мы не обладаем достаточным багажом знаний и жизненного опыта, которые позволяют людям более зрелым выдумывать катастрофы и апокалипсисы на ровном месте, в деталях визуализируя их перед мысленным взором. Если бы я имела хоть малейшее представление о реальных опасностях, грозящих каждому, кто вышел из дома, то, наверное, сошла бы с ума в ту ночь. А так мои мысли метались между «мне страшно» и «где же Женя», иногда устремляясь к другим, более взрослым женщинам или страшным дядькам в дорогих костюмах, которые могли сотворить с моим любимым то, не знаю что. Конечно, порой в мою голову заглядывали дикие мысли об автокатастрофах, бандитах, вооруженных ножами или пистолетами, и иных подобных страшилках больших городов. Но я быстро отгоняла их от себя. Подобное может произойти и происходит каждый день с кем-то другим, но не со мной и не с моим любимым мужчиной. Смерть ходит где-то по свету, но не в этом районе, не на этой улице, не рядом с нами.
Город медленно просыпался. В выходной день люди не торопились вскакивать с постели и нестись по своим делам. В восемь утра было почти так же тихо, как в пять. На лестничной площадке залаяла собака, что-то громко бухнуло этажом выше. С шоссе доносились гудки пока еще редких машин. В окне напротив зажгли свет. Где-то далеко проехал трамвай.
В дверь позвонили. Я так увлеклась собственными страхами, что отреагировала не сразу. Сердце пропустило удар, а затем на меня накатила волна облегчения, смешанная со злостью. Пока я бежала в прихожую, сметая все, что попадалось под ноги, мозг строил коварные планы мести за каждую проведенную без сна секунду. Но когда я распахнула дверь, все мысли куда-то улетучились. Не глядя по сторонам, больше ни о чем не думая и ничего не слыша, я кинулась навстречу любимому и уткнулась в широкую грудь…
Грудь была слишком широкой. Сквозь тонкую ткань рубашки просвечивали рельефные мышцы. Одеколон пах чересчур сладко. Распахнутая куртка спортивного кроя была тонкой не по сезону.
Разум отказывался замечать очевидное, сердце отчаянно цеплялось за последнюю надежду. Целую минуту я провела в блаженном небытии, старательно игнорируя многочисленные знаки.
– Мне жаль, котенок, – голос Севы дрогнул.
Я не понимала, о чем он говорит. Я не была