Глеб опрокинул водку в рот первым и, подыгрывая себе на трехрядке, громко запел, лукаво подмигнув левым глазом:
– Я бы-ыл ба-тальон-ный разве-дчик, а ты писари-шка-а штаб-ной…
Новый Уренгой
В понедельник утром Борис вызвал Аглаю. Рабочий день только-только начался, и первые посетители, а это были в основном вездесущие пенсионеры, вошли в зал, рассосались по операторам и выстроились в очередь к банкоматам.
– Доброе утро, Борис Сергеевич. Вызывали?
– Да-да. Аглая Ивановна, подготовьте, пожалуйста, отказ «Промстройтрейду» в выдаче кредита. Придумайте что-нибудь стандартное, – по-офисному строго и официально сказал он и передал ей документы. – И пусть наши юристы визу поставят.
– Хорошо, Борис Сергеевич.
Она не уходила.
– Что-то еще? – посмотрел он на нее.
– Ты придешь сегодня? Я торт вчера специально для тебя испекла. «Наполеон», как ты любишь.
– Торт, говоришь? Это хорошо, – обрадовался Борис.
Он очень любил сладкое. – Если му-чает то-ска, слопай торта два кус-ка. А Артёма куда денешь?
– На соревнования с командой уехал вчера в Добрянку.
Он же у меня футболом занимается, как Аршавин. Защитник. Капитаном избрали.
– Молодец. Футбол – это хорошо.
– Ну так как? – снова спросила она.
– А… это самое… – замялся Гордеев, не зная, как сказать.
– Не бойся, она уехала к себе в свой город. У нее отпуск наступил. К счастью.
– Здорово.
Здесь Аглая имела в виду свою соседку по съемной коммуналке. Это была брошенная одинокая женщина по имени Анфиса, которая терпеть не могла мужчин. И женщин, у которых эти мужчины были. Она приехала в краевой центр из какого-то мелкого и депрессивного муниципального образования (так сейчас называются маленькие города) в поисках большего счастья. Но – не срослось. И теперь в одиночку коротала жизнь с большим кастрированным котом по имени Новый Уренгой.
Анфиса работала трамвайной вагоновожатой. График ее работы был непредсказуемым: либо она вставала хрен поймешь когда, либо приходила далеко за полночь. Естественно, что, когда она прозябала в квартире согласно своей временной регистрации, в помещении должно было быть тихо, как ночью в бане. Вечно голодный Уренгоша, правда, в это время шастал по квартире и пискляво, но настойчиво просил жрать у Аглаи или Тёмыча.
Иногда, правда, Анфиса приглашала Аглаю по-соседски выпить водки, поговорить за жизнь и поплакаться в жилетку о своей несчастливой бабской доле. Но было это крайне редко.
А мы тем временем вернемся к прерванному разговору наших влюбленных.
– Я соскучилась по тебе.
– Ты знаешь, я тоже, – ответил Борис.
– Я хочу тебя.
– Не могу сейчас ничего сказать про вечер. Понимать должна.
– Наври чего-нибудь жене. Тебе не привыкать.
– Пока не знаю, – Гордеев все еще колебался, не зная, что ответить.
– Все равно