– Это хорошие новости. Я желаю этим двоим хорошей ночи. Для них часы и минуты важнее, чем для большинства людей. На всякий случай оставьте матери мой телефон. Не мой профиль, но если что-то срочное, вдруг чем-то помогу.
Ирина попрощалась и вдруг даже не задумалась – застыла, как на ветру. Врач ведь сказал буквально следующее: минуты и часы Сардора очень важны, потому что их у него мало… И это для врача очевидно. И даже на него эта невероятная пара произвела сильное впечатление.
Самое острое и болезненное чувство – это сопереживание. Его труднее всего переносить, потому что настоящая жалость – она не для демонстрации, это твое личное дело, ее нужно умело скрывать, чтобы никого не унизить, не оскорбить ничьих надежд, не порадовать чужую беду.
Когда Соня вынесла из ванной Сардора в пушистом полотенце, Ирина весело помахала им из кухни:
– А я тут все нашла. И чай заварила, и даже сырники начинаю печь. Как вам такое?
– Отлично. Спасибо, – сказала Соня. – Нам еще нужно минут двадцать, чтобы все правильно сделать. Если Сардор после лекарства уснет, мы с тобой съедим твои сырники.
– Я не усну. Я буду, – голосок Сардора был тихим, хрустальным и как будто треснутым.
У Иры заныло в груди, когда она представила маленькое детское сердечко, пробитое пятью пулями злой судьбы.
– А никто без тебя и не собирается ничего есть, – бодро произнесла она.
Это была странная ночь – без времени. Ирина что-то делала на кухне. Просто сидела, стояла, смотрела в темный двор с какой-то бутафорской луной над деревьями. Она ни о чем не думала, не ждала, не торопилась. Ей совершенно не хотелось домой. Ирина была уместна именно здесь, сейчас, при нужном деле. Вот она сторожит свои сырники, закутанные в полотенце, чтобы не остыли. Ей так хочется покормить и развлечь этих двоих, скрасить их одиночество в мире здоровых, толстокожих и безразличных людей.
Соня пришла в кухню одна.
– Сардор уснул, – сказала она. – Кажется, сегодня пронесло.
– Ты говорила, было четыре клинические смерти…
– Да, мальчик четыре раза умирал, нас забирали в реанимацию, я умоляла оставить меня там с ним. Мне разрешали постоять за дверью, и так везло… Всякий раз, когда врач говорил, что реанимационные действия уже бесполезны, мне удавалось туда прорваться… Я просто брала его за ручки и звала… И он возвращался. Ты можешь мне не верить. Мне даже врачи, которые это видели, говорили, что никогда бы не поверили, если бы это не произошло на их глазах.
– Я не сомневаюсь, – сказала Ирина. – Разумеется, я верю. Я это почувствовала даже в магазине. Поймала на расстоянии эту невероятную связь двоих, которые спасают друг друга. Соня, вы оба так красиво говорите по-русски. Вы на самом деле живете в Ташкенте?
– Да, я там родилась. Сардор тоже. Но моя семья из Москвы. Родные оказались в Узбекистане в эвакуации во время войны. А потом