– Илья, ты тоже это видишь? – почему-то шепотом спросила она.
Я стоял рядом. Коротко кивнул.
Могу объяснить, почему не закричал сам. У меня другая реакция на шок: я цепенею, ноги становятся ватными и неповоротливыми, и через все тело проходит противный липкий озноб. Хорошо, что хоть головой покачать смог.
Прошло секунд пять, прежде чем изображение растворилось, и в зеркале вновь отразились мы с мамой – она с расширившимися от ужаса глазами и вросший в землю я с весьма идиотским выражением лица.
Мама принялась быстро креститься и что-то шептать. Насколько я знаю, молитв она наизусть не помнила.
– Мам, давай я тебе корвалола накапаю. Он наверняка еще у тебя.
– Передний карман сумки, – нехотя призналась она.
Успокоительные хранились у нее со дня похорон – «на случай, если кому-то поплохеет». На самом деле мама тогда взяла их для себя (я все равно от них отказался). Она всегда плохо переносила такие мероприятия, хотя очень старалась, чтобы никто так не думал.
– Это же была… она, да? – дрожащим голосом спросила мама минуту спустя, опрокинув в себя рюмочку с разбавленным водой корвалолом.
– Ага.
Я присел рядом с ней на диван и бегло провел пальцами по мягкой обивке, которая еще хранила отпечатки пальцев моей жены. Выбирала его она – и в стремлении к стильному интерьеру настояла на мятном цвете. Я скорее восхищался Нининой смелостью, чем возражал.
– С распущенными волосами, бледная, вся в белом и босиком? – уточнила мама таким тоном, будто сама не верила, что произносит это.
– Да. Это была Нина. Никаких сомнений.
– «Никаких сомнений!» – раздраженно передразнила меня она (значит, уже приходила в себя). – Тебя это вообще не смущает? Совершенно ничего особенного, да?
– Не знаю.
Озноб прекратился, теперь я чувствовал себя обессиленным, из меня словно выкачали всю энергию.
– Это ужасная примета. Покойники не должны приходить к живым. К моей соседке по даче как-то ночью пришел мертвый муж, постоял у ее постели печально и исчез, а через неделю… Попомни мое слово, не являются они просто так. Это за мной.
Сделав торжественное объявление, мама замолчала, чтобы у меня была возможность возразить. Я ею, конечно, воспользовался – наверное, только не так энергично, как она ожидала.
– Какая-то ерунда, мам. Не думаю.
– А что? – она выпрямилась и зачем-то подбоченилась. – У моего отца как раз в пятьдесят пять случился инфаркт.
– И дедушка до сих пор жив и вполне здоров, – счел нужным напомнить я.
– А соседка – нет, ее автобус сбил, – заявила мама и без перехода осведомилась:
– Может, переночуешь сегодня у меня?
Она предлагала мне это каждый день. И постоянно теперь меня навещала.
– Зачем?
– Нечего тебе находиться в этом жутком доме.
Мама смотрела на меня с нескрываемым беспокойством.
– Если Нина захочет забрать меня, ей необязательно дожидаться, пока на город спустится ночь и я останусь один. Люди умирают и в присутствии других. И… днем.
После этой фразы воцарилась тишина.
Моей жены не было в живых уже десять дней. Ее нашли мертвой под балконами нашего дома, пока я был на работе. Днем.
Следователи провели какую-то там проверку, чтобы обнаружить только «травмы, характерные для падения с высоты». При этом дверь балкона в нашей квартире осталась наглухо закрытой со стороны комнаты. Я запомнил, что когда следователь, осматривая наше жилище, открывал эту дверь, ручка даже поддалась не сразу. Но все же справиться с ней было не НАСТОЛЬКО сложно, чтобы в случае надобности Нина не смогла этого сделать.
В саму нашу квартиру дверь была закрыта, но не заперта. Как будто Нина выбежала буквально на минутку. Местоположение тела позволяло предположить, что она сверзилась скорее с общего балкона нашего подъезда… на который практически никогда не выходила. И тем более не выбегала на минутку.
Неужто кто-то выманил ее и сбросил вниз специально? Звучало дико, но в то, что она сбросилась сама, я верил еще меньше: моя жена была жизнерадостной, улыбчивой, мы с ней строили планы на будущее. У нас была счастливая семья. Если бы все произошло как мы планировали, в следующем году мы бы уже могли стать родителями. Она даже прошла обследования у женского врача и навела справки на работе насчет декретных выплат.
Нине было всего двадцать семь.
В таком возрасте не должны умирать. Но она – умерла, не приходя в сознание.
***
Несмотря на мамины уговоры, я остался дома один. Включил какую-то комедию, чтобы отвлечься, но так и не разобрал сюжет. С таким же успехом это могла быть познавательная передача о снегирях.
Меня снова начала бить дрожь – на сей раз не сплошная, с головы до пят, а мелкая, короткими жесткими «набегами». Чего хотела Нина? Может, это был знак? Она решила