Сава сидел на работе и подвисал. Часы показывали четверть шестого. Рутина бурчала в унисон с его декадентским настроем. Машинально принимая участие в делах, по списку задач, который составил еще утром и даже выполнил его треть, Сава понимал, что весь день прошел в неверной тональности, как будто сам он пытался танцевать, а музыка была не то блюз, не то вой какой-то депрессивный.
И всё бы ничего, и пошел бы он вновь на набережную, и выветрил бы из головы эту ерунду вместе с предвесенней хандрой, но выветрить первопричину было не в его силах. А дело ведь было всего-то в стечении пары-тройки обстоятельств.
Хорошие выходные были у Савы. Целых четыре дня. Всё он успел, и для себя, и для семьи. Съездил в гости к людям, с которыми не виделся десять лет. Был обласкан и исцелован, почувствовал себя юным, любимым, нужным и интересным. Прошелся по родному городу, вдохнул его. В толпе среди зданий человеческого размера слышал звон трамваев. Он по-особенному разлетался в вечернем воздухе. Так бывает только в феврале и марте. А вечером они с сыном колесили по Москве, болтали в кафе и бродили по залитым сырым жидким светом переулкам. Два мужика, похожих друг на друга; один – вся жизнь второго. Был дом, еда, горячее масло, овощи, сливки – и всё вместе, всё сжато в одном вечере. И игра в шахматы до полуночи, и новые книги, и оценки без троек. А утром по кругу с удвоенной скоростью. Машина, город, музей, вопросы олимпиады, машина, аудиокниги и сэндвичи на Таганке. Тугие слои пестрых выходных были увенчаны визитом к родителям.
И вот теперь он снова был на страже финансовой отчетности. А вместо цифр на мониторе проплывали кадры предшествующих дней и недавний разговор с Арникой. Он открыл почту и отправил ей накопленное:
– Все эти зигзаги влево, вправо и ниже пояса говорят о глубоких трещинах в душах наших персонажей. Кто-то боится и зажимается, кто-то ведет себя смело и порой вызывающе – всё это лишь поиск путей к достижению недостижимого. Мы пытаемся строить вокруг этого повествование, литературку, а ведь всё не так. Просто есть люди, есть море и жизнь. Солнце неизменно всходит, купается в мягких лазурных волнах, гуляет по колючим оливковым рощам, достигает горных вершин, а потом скатывается снова, увлекая за собой взгляд до самого горизонта. Кроме этого, больше ничего настоящего и нет. И людям следует жить так: рождаться, учиться, влюбляться, продолжаться в детях, проводить жизнь в труде между морем, садами и солнцем и оставлять после себя жизнь и цветущую землю. Ничего другого настоящего просто нет. Всё. Точка.
Трудный был день. Все эти бесконечные цифры и несносные дамочки из отдела вымотали Савелия Петровича. Он не хотел сегодня ни высокого, ни низкого штиля.
Ника же, напротив, после рабочей суеты всегда с удовольствием погружалась в пучину своих миров и печатала часто до онемения пальцев и третьего часа утра:
«Знакомая пробка на Крымском