Астахов не представлял, что человеку можно сказать «нет». По аналогии с собственной неудачей его заинтересовали неудачи других – ошибки не жизненные, а творческие, технические, научные.
Сначала Астахов собирал, что попало. Старые забытые проекты выкапывал из архивной пыли, из патентных библиотек, даже из романов. Выписки, чертежи, модели… Это был сизифов труд: ошибок у каждого ученого на поверку оказалось больше, чем верных решений. Астахов закончил институт, работал футурологом-методистом, ему очень помогала созданная им статистика ошибок. Но это и была вся польза от его увлечения. Стал ли он ближе к звездам, к которым стремился по-прежнему, – без надежды увидеть мечту осуществленной? Он решил сдать «свалку идей» в архив, но в это время ему пришла в голову мысль о перекрестном сравнении,
3
– Папа редко рассказывает о своей коллекции, – сказала Ольга. Она провожала Кима домой.
– Ты знаешь все идеи, которые собрал отец? – спросил Ким.
– Не-а, – отмахнулась Ольга. – Зачем мне?
– Как зачем? – удивился Ким.
– А так. Почему мы раньше не могли жить как все? Эти дурацкие идеи – кому они нужны?
Кима возмутила несправедливость упрека.
– Твой отец учитель. Разве можно давать людям больше, чем он?
Ольга вздохнула:
– Папа стал учителем по ошибке. Мог бы и геологом… Все, понимаешь, все у него так! Иногда я думаю, – она понизила голос, говорила почти шепотом, – может быть, и я тоже ошибка…
Ольга помолчала.
– А все началось с того прогноза…
Как-то Астахов готовил материалы для прогноза энергетики
Прибалтийской экономической зоны. Один из вторичных прогнозов, которым пользовался Астахов, оказался неверен. Горел генеральный прогноз: новые данные – новые связи. Астахов, то ли со злости, то ли из присущего ему чувства противоречия, заложил в машину все, какие только смог найти, ошибочные прогнозы по Прибалтике. Ошибка на ошибке – он представлял, какая вампука получится из его затеи, и все же внутренне почти не был удивлен, когда машина выдала абсолютно точные данные за прошедший год.
Случайность, совпадение? Астахов не знал. А решение зрело. Оно вынашивалось долго. Сначала мешала психологическая инерция, из-за которой Астахов не сразу понял: рождается новая наука. Эрратология – наука о научных ошибках. Не сразу понял он и то, что новая дорога может вывести его к звездам. Астахов шел ощупью, он еще не знал, верна ли его основная теорема.
– Между мертвыми идеями науки, – утверждал он, – существуют мириады неощутимых связей, которые должны сыграть роль живой воды – должны оживить засохшее дерево. Вот принципиальное положение эрратологии, ее основная теорема: пользуясь только внутренней логикой развития ошибочных идей, изучая лишь ошибочные проекты, можно получить верное