Читала, хмуря брови. Отвернулась с книжкой к стене, чтобы ее взгляд то и дело не сбегал со скучных строчек на толстенный корешок книги, лежащей на столе. На нем большими пузатыми буквами значилось «Обломов». «Как много “О”», – думала Полина и мысленно водила по ним пальцем. Обе эти книги она взяла в библиотеке одновременно. Думала, эта-то тоненькая, она ее в один присест прочтет и сразу за ту, толстую, возьмется. Кто ж знал…
Глазами скользила по строчкам, а сама уже видела себя несущей побежденные книги обратно в библиотеку. И Артем, случайно оказавшийся рядом, видит ее, прижимающую к груди книги… Полина повернулась к толстой книге и сказала ей сердито: «Тебя развернем спиной». И, подумав, добавила: «А шинельку из-за тебя, толстушки, и видно не будет». «А то стыдно ведь получается, – думала Полина, – это же школьная программа. “Шинель” классе в пятом или шестом проходили, а “Обломова” в прошлом году».
У каждого есть своя шинель… Полина тогда не поняла, о чем это говорит Артем, но запомнила. При встрече как бы невзначай (сейчас-то уже понимала, что совершенно невпопад) сказала Анжеле, что один ее знакомый считает, что у каждого есть своя шинель. Анжела долго, не моргая, смотрела на подругу, потом ответила, что хорошо подмечено. И у нее Полина уже не постеснялась спросить, что это значит.
А про «Обломова» Полина догадалась сама. Обломов-то на слуху. Артем сказал: «Карпенко, убей в себе Обломова». Не ей сказал, мальчику из класса.
«Шинель» была побеждена, но облегчения это не принесло. Теперь Полине предстояло учиться ненавидеть его всю следующую книгу. А ее было много.
В Гороховой улице, в одном из больших домов…
Слушай, тебе сколько лет? Как и тебе, наверное. А ты глупа не по годам.
…глупа не по годам.
…глупа не по годам.
Варвара вернулась поздно, зашла поцеловать Полину. Та уже лежала, по уши укрытая одеялом.
– Спокойной ночи, зайчик.
Поцеловала дочь в скулу и легонько в носик.
«Я – ежик», – отворачиваясь, подумала Полина.
***
Мама неправильного ежика на областной конференции по вопросам миграции бабочек. На конференции люди не ищут друг друга. Говорят, смеются, едят бесплатную еду… И не ищут друг друга. А она отдалась бы здесь каждому мужчине, потому что ей не жалко и потому что пара тапочек в одноместном номере ей кажется счастливее нее, спящей одной в огромной кровати.
В ванной: «Я – бабочка, – шепчет, – пора выбираться». Снимает перед зеркалом одежду. Является голой, тонкой и немного смешной. Смеется. Внизу живота аккуратный шрамик. Не портит, но прерывает смех.
– Прекрасный доклад! – говорят ей.
Говорят еще – поздравляю, молодец, а она ищет в толпе ту, с красными губами. «Оно все так невероятно, потому что губы пухлые, а зубы белые, ровные, ну, может, только слегка мелковатые», – думала