Последний из Первых Миров. Эпоха Тишины. Том 2. Алексей Андреевич Лагутин

глазами, даже сам уже кивая головой в ритм исполняемой жителями мелодии. Он поймал общий настрой, и с большим удовольствием глазел на рисующуюся рядом, буквально в пяти метрах от него, картину танца со строительным инструментом молодых Дафарских, как принято загорелых и красивых, девиц. Жительницы этих краев от природы имели разбойничьи черты как внешности, так и характера, и их умению обращаться с оружием могли позавидовать даже старые вояки, всегда шедшие на врага в войнах в авангарде своей армии. Но, в отличии от тех же вояк, местные девицы были одеты очень открыто, уже мокрые от пота и налипшего чаще на плечах и спине песка блестя на солнце, своим видом очаровывая падкого на подобное Френтоса, тем более презентуя свою красоту окружающим весельчакам грациозным танцем. Только одно тогда сбило Френтоса с мысли о их танцах, и, вместе с тем, едва не сбило его и Ультру с ног. С криками мужиков «Посторонись!», в их сторону пролетела груженая мусором из кирпича, камня, и строительного шлакоблока новая приятная на вид качественная телега, немного подскакивая на неподатливом песке, несущаяся прямо к остаткам городских стен ниже по склону дорогу, с горки набирая все большую скорость. Френтосу, стоящему ближе к дороге, тотчас пришлось последовать совету мужиков и «посторониться». Слишком уж резво деревянные колеса телеги разрезали под собой песок и его основу на метр ниже, уже наверняка твердую как камень.

      – Ву-хуууу! – кричали бежавшие куда-то вперед мужики, как раз сами едва не попавшие под колеса телеги, отскочив в последний момент в песок, и с ним же за шиворотом оттуда выскочив, весело подняв руки.

      Телега со всего размаху ударилась о еще оставшиеся стоять, теперь разлетевшиеся на части, стены чуть правее дороги, и вместе с тем сама развалилась под собственным нелегким грузом, подняв тем немалую пылевую завесу. Едва успевшие разбежаться кто куда горожане, все и без того грязные и насквозь потные, получили свою дозу пыли от разлетевшегося по округе совсем старого кирпича с повозки, сами теперь от того перекрасившись в кирпично-оранжевый цвет, но все равно не прекращали смеяться один громче другого, затем еще со смехом возвращаясь к своим сумасшедшим делам. Кому-то из горожан, уже старому и малоподвижному старику, отлетевшая от повозки доска с немалой силой прилетела в затылок, но никто, включая его самого, этого не испугался. В самом деле – нечего прерывать веселье из-за таких пустяков, пускай и старик уже только изображал энергичность, и то ли от усталости, то ли от визита доски к своим старым костям, в остальном веселье уже почти не участвовал.

      – О, братишка! Неужели это ты? – вдруг подскочил к Френтосу только что поддававший скорости телеге, толкав ее руками на бегу, неизвестный тому горожанин с веселым и грязным, как и у остальных, лицом.

      – Кто я? Мы знакомы? – не понял Френтос, все равно уже так же улыбаясь.

      – Я Кельни. – постучал себе по груди веселый мужик.

      – А я Френтос.

      – Ну вот,