– Простите, пожалуйста, зря я сюда… – она быстро направилась к двери, гремя по полу ботинками, но священник окликнул ее:
– Но тебе ведь что-то было нужно, раз ты пришла? Не просто же о еде спросить. Не бойся, мне можно сказать.
Взявшаяся уже за ручку двери девушка повернулась к отцу Михаилу.
– Не бойся, – снова подбодрил священник. – Только оружие оставь, пожалуйста, здесь тебе ничто не угрожает. Я почаевничать собрался, составишь компанию?
– У вас есть чай! – неожиданное предложение окончательно прогнало остатки робости и страха. – Настоящий?
Лера вспомнила грибное варево из Убежища и этикетку со слоном (которого видела во время жертвоприношения в Африке) на банке с чаем бабы Дины. А почему нет? Почему у этого странного человека, обитающего в таком необычном месте, не может оказаться настоящего чая? Стянув с плеча пистолет-пулемет, она прислонила его к стене у двери.
– Ну, не такой, как двадцать лет назад, – тихо усмехнулся священник, когда девушка робко прошла за ним в дальнюю часть помещения, отделенную от остального пространства перегородкой.
Там гудела небольшая металлическая печь, на которой в жестяной кастрюльке уютно побулькивал свежерастопленный снег. Мечущееся за щербатой от ржавчины заглушкой алое пламя лихорадочно отбрасывало на стены причудливые сполохи. Было тепло, пахло какими-то травами, и Лера понемногу успокоилась.
От таинственного помещения почему-то веяло домом.
– В некоторых местах тут мох да травка особенные растут, насушить, растереть да в кипяток – и цветом радует, и на вкус ничего.
– Тут уютно, – желая угодить незнакомому человеку, сказала девушка. – Мне нравится.
Ветхий металлический чайник на плитке тоненько засвистел и выпустил из носика струйку пара.
– Здесь всегда уютно, хоть давно и не приходит уже никто. Разве что снежные выползни залезают. Так что привело тебя ко мне? – снова поинтересовался отец Михаил, когда девушка села на предложенный стул и, сняв перчатки, осторожно взяла у него дымящуюся кружку.
– Я… даже не знаю, как сказать, – собираясь с мыслями, Лера подула и отхлебнула из жестянки. Исходящее от нее тепло приятно грело ладони, которые впервые за последние дни переживаний наконец-то перестали дрожать. Отвар был терпким, горьковатым, немного вязал язык и оставлял на небе сладковатое послевкусие.
– Вкусно.
– Это можжевельник, – объяснил священник. Название травы было девушке незнакомо.
– У меня есть друг, он далеко, в Убежище, из которого мы приплыли… из Пионерска. Он мне говорил, что раньше люди, когда им очень плохо было, всегда шли в церковь. Это ведь она?
– Совершенно верно, – кивнул отец Михаил и, бросив в свою кружку щепоть какой-то бурой травы, залил ее дымящимся растопленным снегом. – Кстати, а как ты попала на лодку?
– Из дома сбежала, чтобы замуж не идти. Деда одного оставила. А сейчас думаю, не напрасно ли? Как-никак, за сына старейшины отдавали, привилегии всякие там.