На мой вопрос о том, как он себя чувствует, Антон лишь отмахнулся. Сказал, что немного болят мышцы и что дико голоден.
Закончив выкладывание бывших КФСок, Антон выставил у дверей и окон обрезанные бутылки с водой и банки, найденные в доме.
Я бы очень хотел надеяться, что он лишь вживается в образ помешанного для своего романа. Но нет. Единственные боги, в которых он верит – это деньги, вино и ещё раз деньги. Он умудрялся продавать найденную на помойке мебель. А тут. Испортил скраба для любителей заряженной воды на почти пятнадцать тысяч. Он точно не в себе.
Я вышел проветриться на улицу. Часы показывали одиннадцать утра, небо было наглухо затянуто грозовыми тучами, которые никак не могли разродиться. Галя уже во всю принимала клиентов, которые на мои приветствия лишь сухо кивали головами. Я остановился у забора, поглазеть на местных. В сенях бабки виднелась куча старческого барахла и покрытый слоем грязи холодильник Самара. В воздухе витал запах сырого мяса. Со старухой вчерашние охотники расплачивались дичью. А под навесом сушились кишки и тушки, завёрнутые в марлю.
Голова у меня всё ещё болела, и сделав пару бесполезных кругов по окрестностям, я решил вернуться.
В доме уже был Андрей. Без всякого света, Антон сидел перед кипой пожелтевших газет и книг в полусгнивших обложках.
– Андрей мне с книгой решил помочь. – ответил на мой молчаливый вопрос Антон. После моего недолгого отсутствия в глаза резко бросались изменения во внешности моего друга. Его плечи и лицо заострились. Цвет кожи был болезным. Глаза он так же прятал за тёмными очками, причём в помещении безо всякого доступа света. Он сидел согнутый и по лицу было видно, что каждое движение причиняет ему боль.
– Да разве ж то помощь! В подполе нашёл. Церковные какие-то, и дореволюционные. Там эти знаки твёрдые, Аз, Буки, Веди.
Книги были в ужасном состоянии. Они воняли плесенью, страницы слиплись от грибка, корочки были оторваны или истёрты так, что названия прочитать было нельзя.
– Мой отец этот хлам хотел на макулатуру сдать, а мать ему запрещала. Говорила пригодятся. Я тоже хотел на растопку пустить, но как-то руки не доходили. И вот, дождались книжки своего часа.
– Сбор макулатуры, пожалуй, самая худшая идея Советов. Даже хуже, чем Гулаг. Перерабатывать чьи-то знания и историю, чтобы написать новую, всё равно, что вскармливать ребёнка плотью собственных отца и матери. – нахмурился Антон.
– При советах, за такое тебя бы расстреляли. – усмехнулся я.
– А ты что, коммунист? – то-ли в шутку, то-ли в серьёз спросил Андрей.
– Кто?