Шел год шестого приближения, когда я узнал о строительстве «Демокрита» – колоссальной вычислительной машины на околосолнечной орбите. Формально я все еще оставался сотрудником Института физики пространства и потому легко смог добиться разрешения использовать «Демокрит» для своих вычислений. Два раза в неделю я посылал программу в Центр и сутки спустя получал готовое решение. У меня стало несколько больше свободного времени. Впрочем, что я говорю… До этого я не позволял себе даже минуты отдыха. Теперь я мог около часа ежедневно посвящать обдумыванию практического осуществления Проблемы.
Законы природы формируются в микромире – значит, нужно штурмовать микромир, не думая пока о далеких звездах.
Конечно, можно сказать, что в нашем мире и в микрокосмосе действуют РАЗНЫЕ законы. Закон тяготения – основа существования звезд и планет – почти не влияет на судьбы элементарных частиц. С другой стороны, считается, что поля ядерных сил никак не проявляют себя в большом космосе. Это заблуждение. ВСЕ законы формируются на элементарном уровне. Законы движения сверхскоплений галактик тоже имеют теснейшую связь с законами микромира.
К стыду своему должен признаться, что даже с устройством мезотрона я был знаком лишь в общих чертах. Я мог высказать идею об изменении законов природы. Мог – в принципе! – рассчитать несколько новых законов. Мог – и тоже в принципе! – указать, каких именно глубин материи нужно достичь, на что и как воздействовать, чтобы получить желаемый результат.
Но я не мог дать людям нужную технику! Принявшись за вычисления, я как-то не думал о том, сколько потребуется времени на техническое исполнение проекта. Теперь, когда стало ясно, что мне, возможно, удастся довести расчет до конца, я вдруг заторопился. Мне захотелось самому увидеть луч света, который помчится вдоль своей мировой линии со скоростью, большей чем триста тысяч километров в секунду.
Шел год восьмого приближения. Я привык к тому, что люди появляются в Исседоне два раза в год (ремонтная бригада из института), и почувствовал себя очень неловко, когда ко мне приехал Юмадзава, руководитель центра ядерных исследований. Он заговорил об «эффекте Кедрина», и я сначала не понял, что он имел в виду. Оказывается, речь шла об одной из моих заметок, опубликованной несколько месяцев назад в «Физическом обозрении». Я с трудом вспомнил: фотонные переходы внутри возбужденных ядер щелочных металлов.
– Это и есть «эффект Кедрина», – сказал Юмадзава, – лионские физики сделали прибор, получили интересные результаты. Тогда эффектом занялись