Таких же? – пугаюсь я. – Разве они такие же? А как же ты, Эйнав?
Я еле сдерживаю слезы.
Девушка в военной форме проходит по тротуару; одной рукой прижимает к уху телефон, другой – тащит по земле огромную походную сумку.
Помнишь ли ты, Эйнав, тот наш разговор, один из многих за время твоего путешествия? Это была длинная поездка, где ты только ни побывала… Длинная и тяжелая.
«Мама! – кричала ты. – Мама! Здесь просто здорово!» А я пыталась вставить предложение, добавить слово в непрерывную лавину фраз; спросить, когда ты возвращаешься, сказать, что я соскучилась; рассказать, что упала и сильно ударилась, но волноваться не надо – все уже почти прошло; и почему ты так редко звонишь, и что я каждый вечер жду звонка и поэтому никуда не выхожу, чтобы ты не волновалась, не застав меня дома. А ты все говоришь и рассказываешь о природе и о друзьях, которых встретила, и о еде, которую пробовала; и о том, что купила мне подарок и послала его по почте.
«Почему по почте, – испугалась я, – разве ты не должна скоро вернуться?» И вдруг – конец, ты исчезла в моей трубке.
И снова будни, одиночество, ожидание. А, вернувшись, ты неожиданно возникла в дверях, застала меня врасплох. «Эйнав! Доченька! Я не могу поверить, как это ты не сказала мне, что возвращаешься? Я бы приехала тебя встретить!»
Все, достаточно! Я прошу счет у молодой официантки. Ком в горле никак не проглатывается. Все это время, что тебя не было, я держала в замораживателе коробки с твоими любимыми блюдами; и ты ела с жадностью и наслаждением. Потом ты вынула из сумки вышитые салфеточки, купленные специально для меня, и подставочки для стаканов, правда, очень красивые. И я сидела там, напротив тебя, счастливая оттого, что вижу тебя, вижу, как ты похудела. Но вдруг я спохватилась, а где же твой большой рюкзак? И ты рассказала мне, что познакомилась с одним парнем и оставила рюкзак у него дома, чтобы не тащить все сюда.
Я выхожу из кафе, иду домой, еле переставляя ноги. Как правы были женщины. Они выразили абсолютно точно то, что я чувствую. Никогда. Никогда не смогу существовать отдельно от тебя, Эйнав, мы навсегда две составляющие одного целого, моя девочка, мы соединены между собой на веки вечные.
Встреча третья
Бабушки
Элла шла по аллее не спеша, будто прогуливаясь, наперекор назойливому голосу, который нашептывал ей, что, если она продолжит в том же темпе, то непременно опоздает и что куда лучше прийти первой, чем оказаться мишенью для одновременно нацеленных на тебя восьми пар глаз. Уже в который раз она думала о том, что, может, ей вообще незачем туда идти; что надо было, как она это делала не раз, не противоречить себе и остаться дома; но тут же вспоминала взгляд Маргалит, с которой ей очень хотелось встретиться вновь, и Рут, Анну, и Орну, и, конечно, Клодин. Мики – нет, она ее вроде как боится. А Тову? Она еще точно не решила. И с Нири ей тоже хочется встретиться. Удивительно, несмотря на то, что по возрасту Нири ближе к Эйнав, Элла не всегда могла определить, кто из них старше: