– А что, я казаком перестал быть или власть какую-то особую получил?
– Оно-то так, но все-таки, говорят, что у оркунов особая сила, – возразил Николай, искоса поглядывая на меня, как бы ожидая моего подтверждения.
– Сила? Какая сила? Ничего особенного, тренируйся и у тебя все получится.
– Это ты, батька, загнул, – сразу же вклинился в беседу Иван. – Ты же каждый день не тренируешься, а нас убеждаешь в том, что не делаешь сам.
– Так я по-особому живу, а это и есть тренировка. Надо же знать, как тренироваться.
И тут Иван, желая проверить меня, совершил ошибку. Он хотел резко выхватить саблю из-за пояса, но сделать это не смог, так и замер, слегка открыв рот.
– Что, не пускает? – участливо поинтересовался я.
Ответить Иван не смог, зато все понял Николай и тихо засмеялся. За ним засмеялись казаки, находившиеся рядом. Уж очень комичен был вид Ивана.
– Оце (вот это) так проверил. На тебя что, трясця напала или ты закляк (замер), как будто тебя заворожили?
Иван между тем ответить не мог. Вместо него это сделал я:
– Сейчас попустит. Но ты сам виноват. Не надо было за саблю хвататься.
– Силен ты, – почти шепотом откликнулся Иван. – Не зря тебя оркуном избрали. Нас научишь?
– Вы сами научитесь. Тут думать нужно, сопоставлять, чувствовать момент. Жить нужно по-особому, тогда и на тренировки можно по-другому посмотреть.
– Ничего ты толком и конкретно не говоришь, – даже почти обиделся Иван.
– Это потому, что ты привык слышать «да» или «нет». А жизнь она многолика.
– На все ответ батька найдет, – усмехаясь, проговорил подходящий к нашей группе Степан Голпа. – Что вы к казаку пристали. Оглядеться ему дайте, место, где переночевать можно, укажите. Видите, с сыном приехал. Не боишься? У нас рядом татары шалят, турок проказничает. Мало ли шаек в поле бродят, да и к Великому Лугу забредают…
– Да, – сразу же озаботился Николай. – Вначале дело, а потом уже расспросы. У костерка посидим?
– А то как же. И посидим, и поговорим о жизни, глядя на пламя, может, что и вспомним, – полушутя ответил я.
– О жизни своей расскажешь? – сразу же поинтересовался Иван.
– Может, что и расскажу. А что о ней говорить? Воевал и обучал, а в перерывах, вот, – сделал я едва заметный жест, указывая на сына, – женился, да детей сделал.
– Славно, стало быть, пожил, – обобщил Иван, вздыхая.
– А ты не завидуй, – упрекнул его Николай. – Батька дело говорит. Он тебе ничего рассказывать не должен. Что в той Франции? Те же господа и подневольные люди.
– Если бы только они, – отреагировал я, вздыхая.
Вспомнились былые приключения. Их изложу в отдельной книге. Иезуиты, их тайная полиция, едва меня не приговорила, а то бы запытали, уличив в связях с дьяволом. И что самое пренеприятное, в священников вошли воплощения тьмы и темных энергий. Глянешь на них и видишь: рожки растут на голове, задевая чепчики. Вот они и их поверенные и лютуют. Когда пытают,