На следующее утро, восемнадцатого февраля, мы выступили в дорогу с особенным подъемом духа, так как все были осведомлены, что остался лишь один переход до приятного, заслуженного отдыха на южных склонах Монгольского Алтая. Вид приближавшихся гор невольно радовал глаз. Теперь уже ясно выступали отдельные скалы, расщелины, альпийские луга. Еще несколько верст, и экспедиция вступила в узкое извилистое, отчасти засыпанное снегом ущелье, которое должно было привести нас к перевалу. Чем выше мы поднимались, тем круче и каменистее становилась тропинка. Внизу под нами на луговой террасе виднелись кэрэксуры (древние могилы) в виде каменных пирамид, по дну ущелья бежал, монотонно журча, ручей, а кругом стояла невозмутимая мертвенная тишина. Редкие кочевья монголов жались в пазухах гор, по унылым утесам держались одни красноклювые клушицы (Graculus graculus [Pyrrhocorax pyrrhocorax]), да кое-где вспархивали альпийские вьюрки (Montifringilla alpicola).
Перевал Улэн-дабан[68] расположен в западной части Дунду-сайхана и, как все перевалы не только в Монголии, но и вообще в Центральной Азии, увенчан обо. Вблизи обо на плоской, занесенной снегом вершине перевала мы были встречены вестовым монголом, который должен был указать экспедиции точное местонахождение ставки Балдын-цзасака. Здесь же мы произвели барометрическое определение абсолютной высоты Улэн-дабана, выразившееся в 7985 футах [2436 м], а затем стали осторожно спускаться к югу, где Гурбун-сайхан обрывается особенно крутыми и высокими утесами. Вблизи нас гордо, без взмаха крыльев, парил бурый гриф (Vultur monachus [Aegypius monachus]), а внизу, в стесненной части ущелья, с подтянутыми к туловищу крыльями стрелою пронесся мощный сокол типа Gennaia [Falco].
Оставив ущелье, мы переменили курс на восток и стали продвигаться вдоль южного подножья скалистых гребней массива, пересекая многочисленные узкие овраги и лога, которые предательски скрывали расстояние. Лучший монастырь балдын-цзасакских владений, Хошун-хит, приютился на правой береговой террасе глубокой балки. Когда мы проходили мимо, ленивые, апатичные ламы оставили свое убежище и поднимались на приветливые горные скалы, чтобы погреться на теплом весеннем солнышке. Обширная котловина, примыкающая к южным склонам Барун– и Дунду-сайхана, была покрыта сплошным снегом и ограничивалась на далеком южном горизонте плоскими горами Ихэ– и Бага-аргалинтэ.
Наши усталые верблюды тащились вперед очень медленно, все мы с нетерпением ожидали, когда, наконец, покажется ставка местного управителя. Вдруг совершенно неожиданно, словно из земли, вынырнули два всадника: один из них был участник экспедиции – казак Бадмажапов, командированный мною еще с перевала вперед с приветствием монгольскому князю, а другой – чиновник Балдын-цзасака, привезший мне поклон своего