– Ну, во-первых, чтобы поскорее уничтожить все улики. – Раздался сзади голос Макса, позади которого часто и шумно дыша, маячил взлохмаченный Василий. – А во-вторых, – чтобы скрыть запах другого, более сильного запаха.
– И что это значит? – Спросил я, переводя взгляд с одного на другого. Все молчали.
Антонина Ивановна дрожащей рукой стянула с себя маску. Все лицо ее было перепачкано сажей. Лишь вокруг рта, по контуру дыхательного отверстия респиратора, оставалось чистое место. Какая удача! Я тут же достал бутылку, что дал мне Макс и со словами: «Уважаемая Антонина Ивановна, вы испачкались, вам надо умыться», двинулся к ней, на ходу отвинчивая крышечку бутылки. Женщина в ужасе замахала руками, выкрикивая что-то нечленораздельное, а лицо ее исказилось в свирепой гримасе. Ее сын, отпихнув Макса, ринулся на помощь матери, загораживая ее собой.
– Не надо! – Кричал он. – У нее аллергия! Она сама… Я ее сам… Умоется позже…
– А чего тянуть?! – Я решительно отстранил его в сторону. И схватив лежавшее у плиты полотенце, обильно смочил его жидкостью. Старуха беспомощно закрылась руками, но я настойчиво отнял их от лица, и схватив ее за затылок слегка наклонил вперед. В это время, крайним зрением я уловил движение справа. Василий, выхватив из посудной вазы молоток для обработки мяса, замахнулся им на моего помощника.
– Макс, – заорал я во все горло, – сзади!
Сержант среагировал молниеносно. Он отскочил в сторону не оборачиваясь, чем возможно, спас себе жизнь. Молоток лишь скользнул по его плечу, и ударившись об пол, отлетел в сторону. В ту же секунду, сержант со всей силы врезал кулаком в лицо противника, и тот глухо хрюкнув, кулем свалился на пол, пуская носом красные пузыри. Макс тихо выругавшись, выхватил наручники, и заломив руки Дягилева за спину, защелкнул «браслеты» на запястьях.
Я вернулся к своей цели. С силой надавив на мокрую тряпку, несколько раз провел ею по лицу Антонины Ивановны.
Когда она выпрямилась, мы с Максом переглянулись. Глаза моего стажёра вылезли из орбит.
– Что это? – Ошеломленно прохрипел он, выпрямляясь, и выпуская из рук поверженного и распластавшегося на полу Василия.
Лицо старухи кардинально преобразилось. На нем не осталось морщин. Сошли и пигментные пятна, и родинки. Тонкие сухие губы превратились в пухлый розовый бантик, а нос из горбатого превратился в аккуратный курносый пятачок. Перед нами стояла, пусть и не сияющая чистотой, но вполне симпатичная молодая женщина.
– Ну и ну! – Только и сумел произнести Макс, непроизвольно потирая ушибленное плечо. – Кто это?
– Антонина Ивановна Дягилева. – Представил я красотку, пышущую ненавистью и гневом. На полу застонал Василий. Я перевел на него взгляд – перекошенное лицо, вытаращенные глаза, дрожащий подбородок, по которому стекали кровавые ручейки. Казалось он вот-вот начнет плакать. Я хмыкнул. Макс причмокнул губами, закрывая рот, и обретая былую уверенность. Он возвышался над Дягилевым, и казался