Надо отдать должное нашему начальству. Всех сразу же отправили в столовую, где нас ждали горячий обед и горячий чай. Никто ни о чём не говорил и не вспоминал… Но день этот у каждого остался в памяти навсегда.
Напротив нашего общежития было что-то вроде клуба, или просто большое помещение на первом этаже дома, где устраивались танцы для местной молодёжи. Раза два мы приходили туда. Представавшая перед нами картина танцевального зала переносила нас мысленно в родные края. И виделись другие люди, и слышалась другая музыка… Вот так и побывали мы дома, в кругу друзей, в совершенно мирной обстановке…
Наша группа состояла из людей серьезных, большинство из них – или студенты гуманитарных вузов, или молодые преподаватели. Словом, многие уже имели какой-то жизненный опыт и более или менее определившийся характер. Кажется, я был среди них самым молодым. Второго бывшего десятиклассника в группе не было. Следующим был, видимо, Шамиль. Он окончил тогда только еще первый курс какого-то московского технического вуза. Помню, как тогда нередко в группе упоминался ИФЛИ, я ещё не знал, что это такое, а потом понял, – Институт философии, литературы и истории. Видно, кто-то был из этого заведения. До сих пор удивляюсь, как мы все сошлись в том лагере под Горьким? Как-то странно… Ещё более странно, что в этой собранной в Горьком группе старшим (только на поездку) назначили меня!
Часто думаю и о том, почему преподаватели московского института иностранных языков отправились подбирать группу курсантов в полтора десятка человек именно в лагерь под Горьким? Разве нельзя было найти их в Москве, под Москвой или где-то ещё поближе? Да и контингент нашего лагеря, по сути с ежедневно меняющимся составом – там непрестанно формировались и отправлялись на фронт воинские части – не сулил, кажется, надежд на встречи с желательной аудиторией! Да и как их, нужных им людей, отыскать в этой огромной массе собравшихся по разным случаям солдат, общее количество которых, говорили тогда, доходило до нескольких тысяч, временно размещавшихся