– А может, ну их, векселя-то? Сами ведь говорите, что деньгами, слава Богу, не обделены?
– Так ведь это же… – попыталась было слабо запротестовать Морошкина, но смотрела она на Никиту Сергеевича взглядом, полным совершенного доверия, а потому фраза, должно быть, так и осталась недоговоренной.
Наташа же только тихонечко вздохнула и потупилась, а Катерина Дмитриевна, оглядев присутствующих, остановила свой взгляд на супруге. Карозин мягко улыбнулся. Мол, давайте лучше оставим все так, как оно есть, стоит ли ради такого пустяка волноваться.
Еще несколько мгновений в комнате висела тишина, а потом Галина Сергеевна, словно бы очнувшись от какого-то забытья, промолвила, все еще глядя на Никиту Сергеевича:
– Стало быть, полагаете, что и волноваться не о чем?
– Не о чем, уважаемая Галина Сергеевна, все с той же мягкой убедительной ноткой подтвердил Карозин. – Если для вас эти деньги не так уж и важны, да и не сказать, что слишком необходимы, то о чем же беспокоиться? Пусть останется все на совести тех, кто смошенничал. У каждого из нас свои счеты с Богом, – заключил он, и Катенька при этих его словах удивленно вскинула бровки.
Нельзя сказать, чтобы Никита Сергеевич был человеком неверующим вовсе, но до женитьбы на молодой барышне Бекетовой, считал, как и все прогрессивные и передовые люди, что есть, обязательно должно быть во вселенной нечто такое, что человеческому уму не подвластно, но только предпочитал над этим не задумываться, а называть не иначе как Судьбой или Высшим Разумом, хотя и воспитывался в православной семье, и молитвы знал с детства, и церковь ходил, как и всякий. Но искренняя религиозность его жены, которую Никита Сергеевич обожал нежно и безмерно, зажгла и в нем искру истинной веры, и теперь он при случае сопровождал Катеньку в церковь, да и самого туда тянуло, что он уже вполне признавал. Воистину «неверный муж верною женой освящается». Возможно, происходило это из глубокого его опасения, что с Катенькой, не приведи Господи, может что-то случиться, и Господь, пославший ему такую жену, о которой только и можно мечтать да грезить, возьмет да и отнимет ее… И чтобы такого не случилось, Никита Сергеевич вроде как пытался умилостивить Всевышнего, хотя в таком течении мысли не признался бы даже на исповеди.
– Что ж, – повторила Галина Сергеевна, – вы, должно быть, правы, батюшка мой, – и она вздохнула уже свободней и облегченнее. Бог простит и нам велит. Так тому и быть, а то уж я распереживалась, думаю, да как же тут отыскать злодея? Да и что его отыскивать? Верно? – Карозин все с той же улыбкой кивнул. – И что с него взять? Да и нам-то что с того? – Галина Сергеевна недоуменно пожала плечами и, кажется, окончательно успокоилась. – Ох, спасибо, что надоумили! – с искренним чувством воскликнула она и даже, кажется, прослезилась.
Было заметно, что ей и правда легче простить да и забыть, чем пытаться что-то выяснять, что-то доказывать и мучиться от сомнений и переживаний, ожидая, чем все это обернется.
– Ну,