– Дерьмо, ребята, ни хрена это не блюз.
– Ты это о чем, дед? – поинтересовался Ронни.
– Блюз – музыка изгоев. А парень поет так, будто только что надул в кровать и теперь боится, что мать узнает.
Мальчишки засмеялись, отчасти от восхищения, отчасти от изумления, что Гектор выступил в роли музыкального критика.
– Сейчас, – сказал он и медленно поднялся по лестнице, подтягиваясь за перила шишковатой рукой. Он отсутствовал так долго, что ребята почти забыли о нем, но вернулся с видавшей виды гитарой «Силвертон» на шее. Потертый корпус был перехвачен лохматым соломенным жгутом, колки погнуты. Дед с ворчанием сел, громко испортив воздух, и пристроил гитару на костлявых коленях.
– Выключи это дерьмо, – велел он Ронни.
Ронни послушался, тем более что передача все равно заканчивалась.
– А я и не знал, что ты умеешь играть, дед, – сказал он.
– Не играл уже давно, – ответил Гектор. – Перестал, когда артрит начал доставать. Даже не знаю, смогу ли настроить эту суку.
– Следи за языком, папа! – крикнула из кухни миссис Пэкетт.
Гектор-Цирюльник не обратил на нее никакого внимания – он вообще редко замечал ее, разве что когда просил передать картофельное пюре. Он медленно настраивал гитару, бормоча проклятия, потом взял аккорд, который действительно напоминал музыку.
– Было видно, что гитара еще не настроена, – рассказывал мне потом Кон, – но звучало уже круто.
– Ничего себе! – восхитился Ронни. – Это что за аккорд, дед?
– Ми. Вся эта хрень начинается с ми. Но погоди, я еще не начал. Сейчас посмотрим, помню ли я, куда что совать.
– Язык, папа! – опять послышалось с кухни.
Он снова никак не отреагировал и начал перебирать струны старой гитары, используя жесткий, пожелтевший от никотина ноготь в качестве медиатора. Сначала бренчал неуверенно, бормоча ругательства, но постепенно поймал устойчивый, урчащий ритм, заставивший ребят изумленно переглянуться. Пальцы старика заскользили по грифу вверх и вниз, сначала неуклюже, потом – с пробуждением синапсов памяти – более гладко: от си к ля, потом к соль и обратно к ми. Эту последовательность я впоследствии играл не меньше сотни тысяч раз, хотя в 1963 году не отличил бы аккорда от фиорда.
Высоким плаксивым голосом, совершенно не похожим на свой обычный (когда он действительно говорил), дед Ронни затянул:
– «Почему б не дать мне взглядом окинуть всю тебя… То, что прячешь, крошка, лишает меня сна…»
Миссис Пэкетт вышла из кухни, вытирая руки кухонным полотенцем, с таким видом, будто встретила какую-то экзотическую птицу вроде страуса, разгуливавшую по шоссе номер 9. Билли и маленькая пятилетняя Ронда Пэкетт остановились на середине лестницы, опираясь на перила и не сводя со старика изумленных глаз.
– Этот ритм, – делился со мной позже Кон, – был точно не похож на то, что играют на «Хутенэнни».
Гектор-Цирюльник