Дракон не дремлет. Джон М. Форд

очарование, то, что можно назвать ощущением фактуры. Я уже упомянул, что в этом мире Юлиан (Мудрый) не был заколот копьем, после того как ринулся в бой без панциря, как Юлиан (Отступник) в нашем, и остановил распространение христианства, поддержанного его дядей Константином. Империя в «Драконе» – мешанина культов и теизмов, где закон не дает ни одной религии преимуществ. Удивительно, что роман, действие которого происходит через тысячу лет после этой кардинальной исторической развилки, создает тем не менее ощущение подлинного, знакомого Средневековья. Всё, от слов в устах персонажей до ценностей у них в голове, от суровых постоялых дворов Уэльса до фривольной атмосферы флорентийских пиров, кажется настолько правильным, уместным и аутентичным этой языческой картине, что история перестает восприниматься как альтернативная.

      Если вы и впрямь забудете, что Ричард III не ушел живым с Босвортского поля, не огорчайтесь. Вы не одиноки. В том-то и суть фокуса. Майк Форд с его пятью Византиями и быстрыми пальцами наперсточника. А иногда он выкладывает на стол еще и Медичи, Передиров и Вудвиллов. Вы не успеваете следить глазами за реальностью, потому что глаза тут ни при чем. Брови? Ну… Хм.

V. Perses[6]

      Джон М. Форд умер внезапно и чересчур рано (это было бы чересчур рано в любом возрасте) в 2006-м, оставив юридически недействительное завещание, из-за которого его литературное наследие оказалось подвешенным. Казалось, надежды нет: почти ничего из написанного им нельзя будет переиздать до истечения срока авторских прав, то есть до трехсотлетнего юбилея Соединенных Штатов Америки. Но иногда луч света проникает во тьму. Иногда люди задают вопросы и начинают аккуратно распутывать узлы былых непониманий. Вы держите в руках плод их усилий – новехонькое издание сокровища, напечатанное с благословения родных Майка благодаря усилиям и преданности его друзей и читателей.

      Я никогда не встречался с Майком лично (сожаления, по определению, приходят запоздало). Я жил в неведении и не понимал, что теряю. Позже счастливые обстоятельства жизни и карьеры свели меня со многими, кто любил Майка, и дали мне случай увидеть в их глазах его призрак. Знаю, не мое дело помещать на этих страницах новую эпитафию, но я снова злюсь, что потерял Майка раньше, чем успел с ним познакомиться, и очень хочу описать его как можно более правильными словами, как он того заслуживает. Каким был бы самый скромный подобающий монумент? Исполинский пылающий луч, бьющий с небес, достаточно жаркий, чтобы испарить свинец? В силах ли я написать нечто подобное? Как мне создать что-то, сопоставимое с ним?

      Допустим, я стою в чистом поле. Собираю все, что во мне есть, всю огневую мощь моего голоса. Я поднимаю увеличительное стекло, вызываю прозрачный язычок жара. Я подобен ребенку, который выставил два пальца и представляет, что это бластер. С тем же успехом я мог бы сказать: «Пиф-паф!»

      И тут я поднимаю взгляд.

      Вот оно! В полмили шириной, бьет оттуда, где синева встречается с чернотой, расплавленное золото в ореоле дрожащего жара. Колонна