Поверивший Агееву на слово тренер сразу поставил его в состав на ближайшую игру. Но тут же выяснилось, что на таком большом поле играет он в первый раз. И не туда бежит. Партнеры стали на него орать. «И на этом, – вспоминает Виктор Петрович, – закончилась моя футбольная деятельность».
И все же не удержусь, чтобы не засвидетельствовать: для боксера он играл в футбол очень и очень неплохо. Не знаю, как получилось бы на большом поле, но на нескольких площадках имел честь играть с ним и нашими приятелями – профессиональными игроками, – и видел, что перед ними он не тушевался. Впрочем, может быть, это они побаивались слишком тесных игровых контактов с ним.
6
Возможно, в бокс он пришел позднее, чем большинство в него приходит, из-за травмы, полученной в раннем детстве. Он сверзился с лестничных перил и получил серьезное сотрясение мозга. Поэтому и в школу пошел на год позже. Учился в одном классе с мальчиком, бывшим на год младше, – соседом по квартире Вадиком Емельяновым. У Вадима умерла мать, работавшая в академии, – и после третьего класса его как сына погибшего на войне офицера взяли в Суворовское училище. Емельянов впоследствии тоже стал боксером.
В бокс Агеев пришел после седьмого класса, завершив, как тогда считалось, среднее образование. Он трудился на шелкокрутильной фабрике имени Свердлова, учился на сварщика винипласта.
На тренировке с В. Ф. Коньковым
Начинались его занятия далеко от дома – на стадионе «Красное знамя» в парке имени Павлика Морозова на Пресне. Прозанимался там месяц и вдруг узнал, что секция бокса есть рядом с домом, на «Химике».
Боксеров на «Химике» тренировал Коньков…
Вот Владимир Фролович Коньков, по-домашнему – дядя Володя, нобелевскому лауреату Бродскому точно бы понравился. Прошедший войну разведчиком, он выглядел безупречным английским джентльменом от бокса. Вылощенно-сухопарый, и в лице приятная породистая строгость. Рефери по облику и складу. По типу – не боксер и не тренер. Благодаря кинофильмам, где он изображал себя, судью по боксу, Конькова знала в лицо страна. Ну и бокс стал телевизионным жанром, как только телевидение вошло в обиход советских людей. Надо было очень постараться, чтобы бокс с телеэкранов исчез и не стало ныне чемпионов, которых бы узнавали на улице.
Коньков обычно Агеева не секундировал – поскольку на крупных соревнованиях неизменно судил. Этим он приучил Виктора к ранней самостоятельности. Притом что в начале карьеры влияние Владимира Фроловича на подопечного было неоспоримым.
Не слышал о громких победах Конькова на ринге, сомневаюсь, что он был выдающимся бойцом, да и вообще всерьез и долго дрался. Коньков – прежде всего педагог. И, прежде чем развернуть тезис о самостоятельности Виктора Агеева, хотел бы заметить, что встречу его в пятнадцать лет с Коньковым стоит посчитать большой