– Куда вы, пан ксёндз, хотите, чтобы мы их отвезли? Может, в дивизионный лазае́т? – Курашвили закурил.
– Дженку́йе! Рату́й бог пана офицэра! И́ле зостáнье жи́вых, ты́лье вье́жчье до лазаре́та, мáртвых бе́нджемы гжéбачь по дро́дзэ, – ответил ксёндз, вытерся рукавом и надел шапку. – То моя ви́на!
– То война, пан ксёндз!
Ксёндз и Курашвили поклонились друг другу, и Курашвили перевёл старшему санитару:
– Ъасполагайте с нашими ъанеными, и повезём в дивизионный лазает, умеъших надо будет както хоонить по дооге.
– Мартвых бенджемы застáвячь в мястэ́чках по дро́дзэ! – поправил Курашвили ксёндз. Курашвили кивнул и перевёл:
– Умеъших будем оставлять в сёлах по дооге.
Пока Курашвили разговаривал с ксёндзом, вернулся Сашка. Он доложился полковому адъютанту, и тот только махнул рукой. Сашка встал рядом с врачом. Ему очень не хотелось смотреть на обожжённых польских крестьян, ему мерещилось, что среди них Варварушка. На его памяти сохранились московские пожары, запах горелого дерева вперемежку со штукатуркой и человеческим мясом. Он отвернулся и стал смотреть в поле, там в нескольких сотнях саженей на параллельной дороге выстраивались четвёртый, пятый и шестой эскадроны.
Мимо несли очередные носилки, на них зашевелилось тело в чёрных лохмотьях и повернуло к Сашкиной заметной фигуре чёрную обгорелую, без волос, голову, и доктор Курашвили, мельком осматривавший пострадавших, заметил, что человек на носилках стал шевелить пальцами. По остаткам одежды и местами не обгоревшей белой коже врач понял, что несут женщину. «Болевые конвульсии, – подумал Алексей Гивиевич. – Не жилец она».
В одиннадцать часов из дивизии прискакал нарочный с приказом выдвигаться в Груец.
Письма и документы
Здравствуйте дорогая моя матушка Елена Афанасьевна и уважаемый отчим Валерий Иванович!
Вам пишет Ваш сын Александр Демьянович Павлинов. Вы, моя матушка особо не переживайте, мы тут воюем понемножку, как на войне водится. Про Польшу говорят курица не птица, а Польша не заграница. Только поляки они ведь католики и к нашему брату православному относятся с большой оглядкой. Они нас христианами не считают совсем, вроде как язычники мы или еретики, хотя мы в одного Христа веруем. А ещё жидовинов тут много, они с поляками вперемежку живут, однако отличить их друг от дружки легко – евреи богатые, а те которые бедные, мы их и не видим вовсе, как они попрятались. А поляка отличить всегда можно, как хвастает, мол, храбрый больно, значит, поляк. Но мы