Бедная, бедная Суламифь, отчего не дано тебе помнить тот сон, что привиделся ныне? Одно лишь ощущение сладостной тоски осталось в душе, и не более того… Но впереди был вечер, и её он интересовал более, нежели забытое видение. А реальность была такова, что захватывала всё её существо единою мыслью о встрече с любимым.
И вечер настал… За нею пришли люди, посланные Соломоном. Они несли богато украшенные носилки, чтоб унести на них Суламифь… Но это опять была мечта: грёза, вылившаяся в такое яркое видение, что могла соперничать с реальностью. А впрочем, Суламифь твёрдо верила в то, что все её моления о счастье неземном будут услышаны Небом, которое одно умеет исполнять тайные грёзы сердца любящего.
Но отчего же так быстро угас вечер? Разве не полнился он надеждами на светлую встречу?! Но Богу угодно было видеть её одинокие слёзы, проливаемые заполночь… Как часто замирало её сердце, когда она слышала чьи-то отдалённые шаги! Ей казалось, что он идёт, прикрывшись тёмным плащом, дабы не быть узнанным стражниками. Но шаги замирали, не доходя до дверей её дома. Оставалось ждать прихода дня нового, ибо только день мог подарить ночь, ту, что будет полна несказанным Светом – заревом полыхающей Любви Божественной. И она дождётся этого часа, что подарит ей грядущий день.
Луч Пятый
Суламифь бежала по пыльной дороге, и мысли её уносились далеко вперёд. Мысленно она уже находилась среди стройных рядов виноградника, где, по её подсчётам, мог находиться Соломон, – ведь время двигалось к полудню, и вполне возможно, что её там ожидает некое чудо… Но, добежав, к великому своему сожалению, не встретила никаких следов постороннего пребывания: здесь всё дышало покоем. Она не знала, что же ей предпринять: сердце сдавила тоска, и комок, застрявший в горле, преградил путь песне, всего лишь несколько мгновений назад готовой вырваться из груди. Не пелось, не мыслилось и ничего не желалось. Жизнь будто замерла, затаившись внутри. И всё же во глубине души теплилась надежда, ведь день ещё не угас!
Лёгкие шаги послышались невдалеке и тут же гулким эхом отозвались в сердце: он идёт! Да, это был тот, кто безмерно дорог и любим каждою живою клеточкой её естества. Легко, будто бесплотный ангел, пробирался он сквозь виноградник навстречу той звезде, что манила взор его любящего сердца. И вот уже встретились взгляды, полные величайшей нежности друг к другу. Глаза говорили гораздо больше, чем способна была передать даже самая искусная человеческая речь. Да, земные слова были несовершенны! Разве они способны передать всю гамму тех чувств, что так ясно выражают их взгляды, устремлённые во глубину сердец. Глаза уже, возможно, отражали ту безмолвную беседу сердец, будучи молчаливыми свидетелями некоего таинства. Человеческому оку трудно