– Мы-то его используем, – сказал Киселев.
– Во! А он в округ и отрапортует: сумасшедшая старуха, провокационные слухи и тэ дэ.
– Здесь тебе виднее. Ты же милицейский, «мусор»…
– Правильно, правильно! – льстиво подхватил Рубченко. – А за «мусора» полу́чите пятнадцать суточек, молодой человек!
Степка засунул кулак в рот и укусил. Потом еще раз. Он уже понимал, что Павел Остапович не всегда был таким, что его только нынешним утром превратили в Пятиугольника, и сначала Степка почувствовал облегчение, потому что самое страшное было думать: они всю жизнь притворялись. И даже Сурен Давидович.
Но только сначала было облегчение. Теперь Степка кусал кулак, пока кровь не брызнула на губы, и всем телом чувствовал, какой он маленький, слабый, и сидит как крыса в шкафу, провонявшем овчиной.
– …Пятиугольник – Пятиугольник и есть… – заговорил Киселев. – Округ, подразделения… В этом ли дело? Информация всегда просачивается, друг милый. На то она и информация… – Киселев, похоже, думал вслух, а не говорил с капитаном. – Загвоздочка-то в ином, в ином… Расчетчик не помнит ни одной планеты, сохранившей ядерное оружие. Мерзкое оружие. Стоит лишь дикарям его выдумать, как они пускают его в ход и уничтожают весь материал. Кошмарное дело.
– Ты видел это?
– Да. Много десантов назад. Пустая была планета.
– Сколько материала гибнет, – сказал Рубченко и вдруг прохрипел: – Х-хосподи! Так здесь ядерного оружия навалом! Как они выжили, Угол третий?
– Не успели передраться, – равнодушно сказал Киселев. – Сейчас это неважно. Ты радиус действия водородной бомбы знаешь?
– Откуда мне знать? Говорили, правда… на лекции…
– Ну-ну?
– Забыл. Склероз одолевает.
– Отвратительная планета, – сказал Киселев. – Никто ничего толком не знает. Бомбы, ракеты, дети… Мерзость. А ты говоришь – уполномоченный. Он больше нужен нам, чем им: хоть радиус действия узнаем.
– Не посмеют они бросить – ведь на своих!
– Могут и посметь.
Они замолчали. Стукнула дверь, быстро прошел Сурен Давидович. Степка, как ни был потрясен, удивился: Сур совершенно тихо дышал, без хрипа и свиста. Где же его астма?
– Как сквозь землю провалился, – сказал Сур. – Квадрат сто три. Объявляю его приметы.
– Объявил уже, – прошелестел Рубченко. – Приметы его известные…
– Почему он скрывается от тебя? – спросил гитарист.
– Умен и подозрителен как бес. Прирожденный разведчик.
Степан все-таки покраснел от удовольствия. Киселев выругался, сказал:
– Не будем терять время, Десантники. Квадрат сто три, корабль не охраняется, а обстановка складывается сложная. Справишься? Там еще Девятиугольник. Предупреждаю: лучеметами не пользоваться!
– Есть, –