– Ничем более не помогу. Идите спать, Илия, уже поздно.
– Мне почти шестнадцать. У меня есть водительские права…
– Уже нет. Вас их лишили на полгода, напомню, – ехидно поправил гувернер.
– И я не нуждаюсь в няньке, которая будет укладывать меня спать, – продолжил Илия, вовсе игнорируя его ремарку. – В сентябре я буду посещать военную кафедру. А через год отправлюсь на фронт. Если вы, сэр, считаете, что в день, когда в Эскалот пришла война я должен зубрить уроки и идти в постель по расписанию, то вы идиот. Немедленно доложите мне новости.
Он прежде никогда не говорил с учителями столь неуважительно. Словно бы сам на мгновение испугался своей дерзости и спрятал кулаки в карманы брюк – от греха подальше. Гувернер принял во внимание его смущение и ответил:
– Предполагаю, у вас шок. Я попрошу Сару принести вам успокоительные и молока…
Илия мотнул головой, сбрасывая с себя дурную мысль оттолкнуть гувернера, и просто обошел его. Он направился к воротам.
– Вы далеко собрались?
– Вас это не касается.
– Я ваш гувернер.
– Да, – Илия развернулся. – Ваша задача обучать меня и отвечать на мои вопросы. А этим вечером у меня их в избытке. Раз вы не можете выполнить свою работу, не превышайте полномочия и не мешайте мне.
– Этот тон непозволителен, – пригрозил учитель. – Не вынуждайте меня звать охрану и волочь вас в комнату силой.
Илия бросил ему короткое «Попробуйте!» и продолжил путь. Но гувернер, естественно, не смирился с его решением. Он обошел Илию, встал перед ним и попытался развернуть. Илия почти никогда не делал того, что совершил через минуту. Он дрался только на ринге и пару раз с ровесниками после школы. Вернее было бы сказать, он защищал себя и друзей от хулиганов. Потому что будь те мальчишки не беспризорной шпаной, нападавшей на младших или одиноких ребят, отец бы отреагировал иначе. Но Илия бы сам не поверил тому, кто сказал, что этим вечером он ударит своего гувернера.
Утром ему было стыдно. И весь последующий день. И послезавтра тоже. А к вечеру вернулась его мать. Они бросились друг к другу в объятия, и Лесли расплакалась. Она была сдержанной на публике, но эмоциональной в семье. Она полыхала эмоциями, повествуя о пережитом в Пальере. Под конец она извинилась за то, что задержалась в замке: до прибытия медиков и добровольцев многие дамы надели медсестринские передники, чтобы ухаживать за раненными. И едва растроганный Илия собрался поддержать ее, как Лесли вобрала в себя слезы и заявила:
– Теперь я жду объяснений твоего поведения. Я чуть не сгорела со стыда.
– Мам? – он удивился резкой смене ее настроения.
– У отца просто не было времени и сил, чтобы в должной мере вникнуть в твои перипетии. Поэтому с тобой разберусь я. Но не думай, что тебе сойдет с рук хоть один проступок.
Илия был ошарашен.
– Прости,