Через пару минут он окончательно охрип и замолчал.
Горло саднило и страшно хотелось пить.
Страшно оттого, что не знал, как утолить жажду со связанными руками, и осознание беспомощности усиливало панику.
Лео решил, что не будет звать на помощь.
Не хотелось, чтобы посторонние видели его беспомощность.
Кроме того, немного узнав нравы отеля, Лео резонно полагал, что предстать перед постояльцами или обслуживающим персоналом голым и связанным – это навлечь на себя новые приключения, возможно и не прописанные в сценарии.
Потому, собравшись с силами, он бешено закрутился, отчаянно ёрзая по полу вправо и влево, цепляясь краями ремня за малейшие неровности предательски-гладкой плитки и стараясь всеми силами избавиться от пут.
Каждые две-три минуты он вынужденно останавливался, чтобы перевести дух и облизать губы, которые от неутолённой жажды начали уже потрескиваться и саднить по краям.
И только минут через пятнадцать отчаянных усилий, придавив копчиком чуть ослабевший кожаный захват, освободил он горящие и багровые, словно облитые крутым кипятком кисти рук.
Ещё несколько минут он сидел на полу, усмиряя дыхание и радуясь обретённой свободе.
Потом привстал, оперевшись на край унитаза, и сплюнул накопившуюся тягучую слюну в тёмную воду.
Медленно, цепляясь за стену, поднялся и выпрямился.
Подошёл к раковине умывальница, выполненной в форме полураскрывшегося розового бутона и долго вглядывался в зеркало, изредка жмурясь от ослеплявшей его подсветки.
На него смотрел немного ошалевший от обилия впечатлений темноволосый, диковатого вида мужик, всклокоченная шевелюра которого загустела и слиплась от пота, а карие глаза приобрели хищный зеленоватый оттенок с коротким, пронзительным разбойничьим отсветом.
Лео казалось, что в его облике произошли какие-то изменения, и весьма значительные изменения, но какие именно – он понять не мог, потому что картинка в его глазах то двоилась, то периодически мутнела, а то и начинала вдруг дрожать и трансформироваться, меняя контуры лица и оттенки кожи.
«Боже всемогущий, что же это?» спросил сам себя Лео.
Он надеялся, что внутренний голос, которому он сам приказал замолчать, на этот раз ослушается и что-нибудь скажет.
Не то, чтобы Лео ждал от него совета или хотел проверить, ему ли принадлежит этот внутренний голос или же транслируется некой силой извне в самые глубины его сознания.
Он просто хотел сейчас услышать что-нибудь, хоть бы даже и набор бессвязных слов, от внутреннего собеседника.
Ему хотелось, чтобы этот прежде надоедливый невидимка хоть как-то обозначил своё присутствие, лишь не оставаться одному.
Но невидимка молчал.
«Ты не мой голос» поддразнил его Лео. «Ты – чужак. Пришелец! Опасный мозговой паразит, не известно кем управляемый. Ты не подчиняешься моим командам, значит – мне не принадлежишь. Если ещё раз проснёшься – утоплю в белом шуме».
И Лео,