– Приступы тошноты не вызывают у меня страха.
Привык…
Макушка, покрытая редкой рыжеватой, взъерошенной порослью, присыпанной меловым порошком седины, едва заметно качнулась под лампой.
Хозяин, прежде сидевший неподвижно, будто закаменев на время разговора, неожиданно ожил.
Именно приступы тошноты показались ему… забавными?
Занятными?
Интригующими?
Или…
Нет, не гадкими.
Гримасу гадливости Лео разгадал бы. Сумел бы прочитать на лице собеседника знаки эмоционального отторжения.
Отвращения.
Отстранения от слов собеседника, от вербального описания самочувствия и состояния внутреннего мира.
Но покачивание макушки сопровождалось изменением выражения глаз.
Утопленные в красноватых морщинках, обведённые по контуру едва проступающими рисунками синевато-багровых прожилок, почти сокрытые заметно выступающими вперёд надбровными дугами, глаза эти вспыхнули, на мгновение превратившись в два бело-голубых зеркальца, и тревожный отблеск их заставил Лео похолодеть.
Собеседник, в самом начале разговора представившийся «Хозяином» и просивший (или приказавший?) именно так его называть и никак иначе, теперь будто на мгновение прошёлся острыми лучиками по саму дну его души, и в самом деле вознамерившись покопаться по-хозяйски в захламленном чулане его подсознания.
«Нехорошо это, нехорошо» подумал Лео.
Впрочем, что хорошее он рассчитывал найти в этой обители?
– А ещё каких страхов у вас нет? – прежним бесстрастным голосом осведомился Хозяин.
Так вот что его заинтересовало!
Не приступы тошноты, а отсутствие страх перед выворачивающими внутренности ледяными щупальцами невидимого спрута.
– Лео Кроссенбах, чего ещё вы не боитесь?
«Он знает не только моё имя, но и фамилию? Вот как? Бой мой!»
Хозяин смотрел на него с улыбкой.
Неожиданной на этом жёстком и грубом лице, будто вырезанном из древнего желтовато-багрового камня широким и неверным в движениях резцом.
– Много, много чего боюсь. Вы и сами могли понять из моего рассказа…
Лео прервался и резко выдохнул, будто прихватив на вдохе невидимую в воздухе пылинку.
– Нет, но откуда вы знаете мою фамилию? В телефонных разговорах я представлялся только по имени, и письма подписывал лишь именем. Не фамилией…
Улыбка перешла в дружелюбный оскал.
И исчезла.
Прежний камень смотрел на Лео.
– Вы наводили справки обо мне?
– Нет.
Он даже не стал отрицательно качать головой.
Камень ровно и неподвижно сидел на шее.
– Нам это не нужно. Внешняя канва вашей жизни нам известна с момента вашего рождения и до…
Он вынул из жилетного кармашка золотисто блеснувшие часы.
Откинул резную крышку и тут же закрыл с коротким щелчком.
Быстро и аккуратно вернул их в кармашек, не забыв поправить цепочку.
– …до семнадцати часов сорока двух минут сегодняшнего дня. Впрочем, будем знать и впредь. До самой вашей последней минуты. А о внутреннем мире вы и сами нам всё расскажете, раз уж решили вступить в игру.
– Вы следите за мной?
Лео попытался изобразить возмущение, но вышло как-то неубедительно и вяло.
Возможно потому, что возмущения и удивления не было.
Лео услышал то, что внутренне готов был услышать, хотя и не фиксировал эту готовность на уровне сознание.
Но подсознательно – был готов, иначе просто не пришёл бы на эту встречу.
– Следили?
И снова он не покачал головой. Хотя в этой части беседы жест отрицания был бы вполне уместен.
– Вовсе нет. Просто смотрели. Спектакли жизней разворачиваются перед нами, а мы просто смотрим. Часто – безо всякого наслаждения. И даже без малейшего интереса, лишь по служебной необходимости.
– За многие годы непрерывных постановок маленькие людские трагедии и гаденькие тайны богосотворённых приедаются. Да что там, надоедают до крайности, уж поверьте. Войны, голод, эпидемии, интриги, массовые убийства, инцест, избиения младенцев, заговоры, отравления, тайные убийства и публичные казни – какой прекрасный набор сценариев и реквизита предоставлен в распоряжение человечества! Но как же редки подлинно волнующие спектакли!
Лицо Хозяина преобразилось и камень обратился в плоть, искривляющуюся то в ухмылке, то в издёвке, то в гримасе притворной скорби.
– Но есть в нашем театральном наборе ещё один шикарный инструмент драматургии, гарантированно сокрушающий скуку приёмчик, который мы хотим использовать для финальной,