выбросили на улицу. Причина была та, что старшая девочка заболела на свинку, и бабушка требовала у меня пятьдесят рублей на дрова, а денег у меня не было. Начинаю ходить по хатам. Бывали дни, что нас не хотели впускать даже в сарай. Положение ужасное. Идет к зиме. Наконец поселились к одной молодой женщине, вторая хата от церкви (Анна Перепечева), обещала ей золотые горы. Анна эта – настоящая Вера Чибиряк (дело Бейлиса). Там я все уже почувствовала. Моему горю не было конца. От голода, холода, нужды заболели обе девочки и должны умереть. Сколько бессонных ночей выплакала, сидя возле них. Скоро являются ко мне староста и комендант села и требуют меня в сельуправу. Староста добивается все время, где работал мой муж. Отвечаю, что на бойне. Он мне отвечает, что все жиды работали на бойне. А комендант говорит: «Ларчик просто открывается». Значит, мы жиды. (Муж мой военный был почти всю жизнь.) Через некоторое время выздоровели дети. Я объявила всем, что я известная портниха. Все селяне боятся меня, чтоб не украла то тряпье, которое дают перешивать, ибо очень нуждаюсь. Шью руками, все грубое, на вате. Шью долго, с терпением. Через некоторое время убедились, что очень честная жинка, даже возвращаю грубые крестьянские нитки, которые остаются на клубке после шитья. За труд принимала все, что давали, лишь бы накормить голодных детей. И так прожила целую зиму 1943 года у этой Анны. Я вся была опухшая от голода. Дети до того иссохли, что на них лица не было. Они светились, как восковая свечка. Настала весна, опять пошла на полевые работы к селянам (садила картошку). Потом староста заставил пойти садить картошку под плуг. Работала мало на колхозном поле, ибо за труд не оплачивалось. У крестьян, когда работала, то давали хоть покушать, и домой для детей принесу похлебку. На мое несчастье приезжают к хозяйке Анне гости из Киева, и я должна была оставить эту хату. Заставили освободить опять угол, что занимала. Опять плохо, нет угла, но не страшно было, ибо шло уже к весне. Долго валялась с детьми на земле, где попало. В прекрасный день меня впустила другая селянка, Марина Машталер. Там моя чаша горечи переполнилась. Восьмилетнюю Мери послала в пастушки. Она пасла пять свиней и двенадцать поросят. Уходила в пять утра в поле и приходила в девять часов вечера. Селяне ее кормили. Младшая завидовала старшей, но никто из селян не хотел принять на работу шестилетнюю Светлану. Светлана горько плакала, что Мери ест, а она голодает. Как было отрадно видеть, что Мери делилась последним. Что даст ей хозяйка, спрячет и вечером принесет домой и отдаст Свете. Часто предлагала и мне: «Бери, мама!» Я чувствовала, что растет мне защита. Недаром я столько намучилась, чтоб спасти им жизнь пока. И так проработали мы целое лето (я с детьми на поле от зари до зари). Света белого не видела. Староста и комендант зорко следили за нами. Продолжение следует[47]. Пишу поздно ночью при коптилке.
Киев, 13 января 1945 г.
В архиве Ильи Эренбурга в «Яд ва-Шем» хранится материал для «Черной книги», дополнительно посланный писателю Э. Б. Котловой 29 сентября 1945 г. (Р. 21.1/35, лл. 7–14): списки людей, спасавших евреев в Киеве и Житомирской области, и фамилии спасшихся. – И. А.