вроде и «есть», знакомые еще по школе события проиллюстрированы костюмированными актерами, но суть тех событий, ценностно-эмоциональный акцент и соотношение моральных оценок смещены или отодвинуты на дальний план. Возникает эффект вытеснения определенных, значимых звеньев происходившего, ведущего к деперсонализации жертв и разыдентификации с ними, бесчувствия или отсутствия к ним вообще какого-либо отношения. Это явление немецкие психоаналитики Александр и Маргарет Митчерлих в своей книге «Неспособность к скорби», выдержавшей более 20 изданий и переводов на все основные европейские языки, назвали «дереализацией прошлого»
[47]. Дереализация не означает полного исчезновения прошлого, но всегда – его переформатирование, перекомпоновку, как правило, производимую по лекалам или шаблонам мифа (когда причина и следствия многократно меняются местами, а действующий превращается в пассивную жертву непреодолимых сил и обстоятельств). Поэтому дереализация прошлого (устранение субъективной ответственности) сопровождается резким упрощением или, что то же самое – архаизацией сознания, в том числе и представлений о прошлом, всплывает нуминозный пласт сознания: представления о несоизмеримой с человеком мощи и силы государства, сакрализация власти как символического воплощения коллективных ценностей и ничтожности в сравнении с ним, неценности частного, индивидуального человеческого существования, получающего смысл только в обратной проекции на него значений государства. Примечательно, что при таких аберрациях сознания образы прошлого четко отделяются от настоящего, разрываются отношения эмпатии между зрителем и героями исторического изображения.
В академических научных или университетских кругах дискуссии о сталинском прошлом практически не идут. Здесь со времен перестройки установился консенсус относительно Сталина как крупнейшего советского государственного деятеля, продолжателя ленинской политики «диктатуры пролетариата» и создателя мощного репрессивного государства, внутрипартийного аппаратного интригана и организатора массового террора и т. п. И одновременно здесь же обнаруживается сильнейшее сопротивление любым попыткам ввести изучение сталинизма в контекст сравнительно-типологического анализа режимов тоталитарного типа. Инициатива изучения сталинизма перешла к общественным организациям, среди которых ведущее место, бесспорно, принадлежит «Мемориалу», и отдельным независимым историкам (таким, например, как О. Хлевнюк и его коллегам), связанным с зарубежными фондами и университетами и, естественно, предлагающим отличные от официальных трактовки истории. Однако они всегда оказываются в тени, маргиналами, мало известными широкой публике[48]
