Теперь она живет в Америке, у своей старшей дочери. Ей уже 91 год, но она не теряет ясности ума и суждений, хотя по горам, конечно, уже не летает, как когда-то в молодости.
– А что, Татьяна Ивановна, – мы сидим за столом, наслаждаясь закатом над заливом Сан-Франциско, в доме ее младшей дочери, – как там без Вас гейзеры на Камчатке?
– Постарели некоторые. Уже и период молчания увеличился и регулярность нарушается. Они ведь не вечны и когда-нибудь умрут…
Вот и я говорю: мир движется от совершенного к несовершенному.
Хибины
Надо же, 60 лет уже прошло, а помнится – как сегодня.
Окончен первый курс. Сразу после сессии – в Крым на геодезическую практику, на весь июнь. Потом – недельная геологическая практика по Подмосковью, потом – пять недель в Хибинах.
Там мы впервые познакомились с Севера́ми.
База Географического факультета МГУ расположена в ущелье в нескольких километрах к востоку от Кировского, засыпанного белой апатитовой пылью. Белые ночи были уже на исходе. В казармах на 30 человек – двухярусные кровати. Наверху ночи напролёт мы режемся в кинга, естественно, не на деньги, а в долг, и беспощадно смолим: кто махру, кто – Урицкий «Беломор».
Сначала идут экскурсии: на АНОФ-1 и АНОФ-2 (апатито-нефелиновые обогатительные фабрики), в минералогический музей имени Ферсмана, в апатитовую шахту. Здесь мы, кстати, узнали пикантную историю, завершившуюся совсем недавно: начальство никак не могло взять в толк, почему шахтёры поднимаются из шахты еле мозжаху, в дупель пьяные. Никакой контроль и никакие шмоны не помогали. Совершенно случайно выяснилось, что пожарники, обязанные ежедневно меня огнетушители, заправляли их самой дешёвой вермутью и продавали её там втридорога, по цене «муската белого Красного Камня».
Одна из экскурсий чуть не закончилась для меня печально: мы стояли на небольшой площадке и слушали что-то не очень интересное, площадка обрывается вертикально вниз метров на 30, где самосвалы тянут по нефелиновому щебню руду. Я заглянул туда, и порывом ветра меня просто сдуло. Я успел развернуться в воздухе и ухватиться за скалистый край. Вспомнив всё своё гимнастическое прошлое и напрягшись изо всех сил, я всё-таки подтянулся и выкарабкался. Это длилось минуту или чуть больше. Стою, руки-ноги дрожат, брюки и телогрейка – в клочья и дребезги, рожа и руки – в крови. Группа развернулась ко мне лицом. Все в полном недоумении, а у меня губы дрожат, и я ничего объяснить не могу. Так никто ничего и не понял.
Питались мы более, чем скудно: прод. комиссия, сплошь «капиталисты» (кафедра экономической географии капиталистических стран) беспощадно экономила, а сэкономленное