Потом похожая ситуация повторилась с моими… трусами. Она предлагала обменять их на свои. Я знала, что мои родители были бы в шоке, и никак не могла допустить этого.
Кто-то из девочек втесался в наш разговор, приняв её сторону. Не помню, каким образом мне всё-таки удалось вывернуться из той неловкой ситуации.
Оставила на память та девочка мне свой рисунок: сердечки фломастерами около моего имени. Она нарисовала его до того, как начать выпрашивать у меня тетрадку.
Уточнение диагноза
…Мы поехали в Санкт-Петербург уточнять диагноз. Я изо всех сил надеялась на то, что здесь какая-то ошибка, что диагноз «шизофрения» поставили мне по недоразумению.
Незадолго до этого был выпускной у нашего класса. Подумав, я отказалась в нём участвовать в общем праздновании: не хотелось быть запечатлённой на видеоплёнку толстой и с короткой стрижкой, которая мне совершенно не шла.
В Санкт-Петербурге у меня были были он-лайн друзья, но, опять же, не хотелось попадать в их поле поле зрения, будучи страшненькой, поэтому в тот раз я не воспользовалась случаем встретиться с ними.
Там мама много фотографировала меня. Я надеялась втайне, что хоть какой-то из снимков отобразит меня вполне симпатичной, но тщетно.
Мама, кажется, считала, что было бы просто дурачеством побывать в Санкт-Петербурге. не запечатлевшись при этом на фотоплёнку в разных местах этого города. Я не стала спорить с ней по этому поводу и просто то и дело позировала в разных местах.
Тогда ещё в Питер приезжали «Linkin Park». До этого мне не доводилось бывать на концертах всемирно известных рок-групп, поэтому я загорелась желанием посетить выступление. Внезапно и неожиданно для меня, мама согласилась купить для меня билеты.
Концерт был за день до той даты, которая позже ознаменовалась в моей жизни, как день уточнения диагноза.
Перед самым выходом из дома со мной приключился приступ «нейролепсии», и я уже было напугалась, что теперь придётся остаться дома, но к счастью, это прошло.
Помню, что мы долго ждали выхода группы на сцену. Ещё помню, что я активно использовала фото- и видеосъёмку, чтобы замаскировать видимость того, что на самом деле концерт оставил меня равнодушной. Это не потому, что выступление не было цепляющим – его даже моя мама оценила высоко, а потому что я не смогла проникнуться им в полной мере. Мама ни в коем случае не должна была об этом знать, потому что она потратила немалые деньги на билет в расчёте не то, что мне это доставит удовольствие.
На следующий день мы поехали в клинику. Я помню, как мама стояла в очереди с документами, и как потом мы вошли в помещение, изнутри похожее на храм. Пациентов вызывали по очереди. Я волновалась, я трепетала, держала кулачки и молилась высшим силам, чтобы пронесло.
Очередь дошла до нас. В кабинете сначала меня, потом маму (или наоборот) принимал мужчина лет сорока. Я отвечала на его вопросы, имитируя социальную адаптированность, но это было больше похоже на допрос. На анонимных имиджбордах до этого я читала, что многие слышат