– Просто барахло.
– Это все – мои вещи.
– Готовишь себя в коллекционеры мусора? А что ты положил в коробку, когда я смотрела на тебя от двери?
– Глаз.
– Какой еще глаз?
– Я нашел его в проулке. От плюшевого медведя или чего-то такого.
Она подняла глаз, зажав между большим и указательным пальцами.
– Что это?
– Не знаю. Интересная штуковина.
– Интересная? Чем?
– Не знаю. Просто.
Она нашла взглядом мои глаза, потом уперлась острием лезвия мне в нос.
– Почему?
Я прижимался спиной к стене, отступать было некуда. Страх перед ножом лишил меня дара речи.
Она сунула лезвие в мою левую ноздрю.
– Не шевелись, проныра. Если дернешься, порежешься. Почему тебя заинтересовал этот глаз плюшевого медведя?
– Я думал, что он заколдован джуджу. Джуджу – это…
– Я знаю, что это такое. Глаз с джуджу. Похоже, из тебя вырастет тот еще чудик.
Она бросила фабричный глаз обратно в жестянку. Вытащив лезвие из моей ноздри, вновь пошевелила им содержимое коробки, но быстро потеряла интерес к моим сокровищам.
– Убери.
Я поставил коробку на ночной столик, не отрывая глаз от блестящего лезвия ножа.
Примерно с полминуты она молчала, я тоже, а потом она убрала нож.
– Хорошо, что ты соврал мне насчет мамы. Если бы она пришла и увидела меня с ножом в руке, мне бы пришлось прирезать ее, а потом тебя. Любишь свою маму, проныра?
– Конечно.
– Не все любят. Моя была эгоистичной сукой.
Я повернулся, чтобы посмотреть, не полил ли за окном дождь, хотя еще больше мне не хотелось смотреть на нее.
– Если ты любишь свою маму, то хорошенько подумаешь над моими словами. Я люблю резать. За полминуты могу сделать ей новое лицо. Посмотри на меня, мальчик.
Дождь еще не полил.
– Не серди меня, мальчик.
Я посмотрел на нее.
– Ты понимаешь меня, как все складывается, как должно быть?
– Да. Понимаю. Большого ума для этого не нужно.
Она отвернулась от меня, пересекла комнату, открыла дверь.
Не знаю, кто дернул меня за язык, да только, когда тебе девять лет и ты напуган, мысли путаются.
– В кошмарном сне я видел вас мертвой и очень жалел, что с вами такое случилось.
На пороге она остановилась и всмотрелась в меня, как было и чуть раньше: не с безразличием механического автомата, но с пренебрежением машины с электронным мозгом, которая презирает существа из плоти и крови.
– И чего ты добиваешься, рассказывая все это дерьмо обо мне-в-кошмарном-сне?
– Ничего. Я вас жалел, вот и все.
– Мне бояться? Это угроза или как?
– Нет. Просто… так было. Я хочу сказать, в кошмаре.
– Тогда тебе, может, лучше не видеть сны.
Я чуть не произнес ее имя и фамилию, чтобы она поверила мне насчет кошмара, но что-то остановило меня, интуиция или ангел-хранитель,