– Что же ты, сынок, так убиваешься?
Он подошел ко мне и заглянул мне в лицо.
Тяжело вздохнув, он сказал:
– Я тут подумал, сынок, а давай-ка мы денек другой подождем, да пойдем сами к ним, без приглашения. А чего? Как ты думаешь?
Я украдкой посмотрел на отца.
Он расхаживал по мастерской и рассуждал:
– Может что-то случилось, может они передумали? Ты согласен со мной? – Спросил он.
Я кивнул головой, а он, закрыв сарай, свистнул собаке.
Белка не откликалась, и отец выругался:
– Вот шельма! Ну, придешь ты домой…
Ночью, когда мы уже легли спать, отец вдруг заговорил:
– Вот ты, Витя, думаешь, что я сухарь, ничего не понимаю и не чего не чувствую. Нет, сынок, ты ошибаешься. Все я понимаю и все чувствую. Я ведь, Витя, тоже любил… Я считаю так, если это любовь, то ей не страшны ни расстояния, ни разлука. Все будет хорошо, если это настоящая любовь.
– А разве бывает другая любовь? – Спросил я.
Отец промолчал так и не ответив на мой вопрос.
В печи потрескивали дрова, а тусклый свет лампады освещал лики Святых своим маленьким фитильком.
Пауза затянулась, и я спросил:
– Батя, ты что уснул?
Он ответил не сразу.
Кашлянув в кулак, он сказал:
– Душу ты мне растревожил. Какой теперь сон? Я свое вспомнил.
Отец привстал с кровати и продолжил:
– Я ведь тоже был молодым и тоже влюблялся, а иногда мне казалось, что и любил… Только не сразу я разобрался в своих чувствах.
Отец умостился удобней на постели и продолжил:
– Помню, как-то рыбачили мы с пацанами на речке у самых порогов. А река там быстрая, вода холодная. Веревка не выдержала напора течения и оборвалась. Нас и понесло прямо на камни. Мальчишки, что со мной были, оказались порасторопнее меня – с лодки попрыгали, а я в ней по порогам… Лодку разбило, а меня в реку от камня, до камня. Где головой стукнусь, где ногой. Ну, все думаю, конец тебе пришел Иван Андрианович. Тело все болит – руки не поднять, воды наглотался до рвоты, а от холода судорога ноги сводит. Чувствую, что теряю сознание, когда слышу чей-то голос. Оглянулся девчонка подплывает, маленькая такая, но шустрая. Схватила меня за одежду и к берегу. Вытащила меня и спрашивает, что, да как? А я и слова сказать не могу, от холода зуб на зуб не попадает.
Кое-как добрались мы к ней до дома. Благо, что деревня ее рядом была. А деревня-то – так одно название. Рыбаки в ней жили, да охотники, а сама она неизвестной породы, то ли татарка, то ли нанайка, то ли еще кто?.. Помню, что звали ее Раис. Вот она и повела меня к себе в землянку. А там тепло, уютно и мятой пахнет.
– Сейчас я тебя лечить буду. – Заявила она с порога. – Утром, как новенький будешь!
Раздела меня догола и уложила в постель. Потом дала какой-то настойки и ко мне под одеяло…
Отец тихонько хихикнул, а я спросил:
– Ну и что вылечила?
– До утра лечила. – Ответил отец и проглотил слюну. – Я вот думаю, Витя, откуда у женщин столько тепла? Сама, как воробей, а огня, как у жар-птицы?..
Я не